Александр Чеберяк - Македонский. Германцы. Викинги

Левый край держался, а в центре охрипший, в крови Парменион отходил под навалом персов. Отходил, изрубая в куски эту вопящую орду. Копий больше нет – они в телах врагов. Щиты брошены – остались мечи, верные спутники ближнего боя. И где Александр?! Лучшая четверть лучшей армии мира приготовилась умереть. Они не бежали только потому, что понимали: так их убьют быстрее. Надо подороже продать свою жизнь – так положено воину, да и боги пусть полюбуются.

Дарий присмотрелся – так и есть. Македонцы, эти железные бесстрашные демоны, отступали. Еще чуть-чуть – и всадники Величайшего кинутся добивать этих упорных, дерзких гречишек, посмевших восстать (страшно подумать!) против диадемы персидских царей. Дарий злорадно прищурился и представил, как поджарит живьем захваченных в плен. Потом подумал, что сделает с Александром, – и содрогнулся. Да, битва выиграна. Но кто это осмелился орать у его колесницы, кому не жалко головы? Царь обернулся и не поверил глазам: из облака пыли, в спину всему его войску вылетали всадники, и впереди… Александр?! Или это сам Ахиллес несется на него, занося руку с копьем для броска? Пропело в воздухе древко, чуть правее – и не стало бы преемника Кира и Ксеркса. А так лишь холодок окутал спину да брат царя пересадил повелителя в легкую колесницу и погнал ее прочь от поля боя, навстречу страху, позору, бесчестию. Царь выл от бессильной злобы.

Кавалеристы Назарбана окружали порванные, изгрызенные остатки фаланги, когда этерия огромным клинком с алым всадником на острие расколола их пополам и принялась вырубать. Прошлогодней травой опадали сыны степи к македонским копытам. В то же время на левом фланге Кратер остановил дрогнувших было новобранцев и с ревом повел их вперед. Скифы, увидев бегство Дария (могло ли такое быть, чтобы Бог убегал?), дрогнули, заметались – и началась резня. Долго бившиеся, разъяренные македонцы не были расположены к состраданию – с ледяной мрачностью гигантский еж забирал на колючки убегающих азиатов. Пошла легкая конница пластать сирийцев, парфян и саксов. Пельтасты подчищали объедки даков и мардийцев. Давно разодрана в клочья бактрийская кавалерия. И нет больше славной, расплющенной ветеранами Антипатра албанской конницы, сгинули под дротиками и камнями белозубые индусы. Не было больше армии шахиншаха. Были толпы беглецов, желавшие одного – уйти живыми. Кляня небеса и заснувших не вовремя богов, муравьями растекались по полю ставшие никем персидские вассалы, сурками уходили от свирепой македонской гончей.

Они долго шли к этой битве. Они победили всех, кого можно победить и кого, казалось, нельзя. Они залили кровью степи Азии, горы Афганистана, предгорья и долины Европы – и только эта битва отделяла их от края Вселенной, и только она стояла стеной перед новым походом на Карфаген. Казалось, сама природа противилась им, насылая бури, засухи, неисчислимые, как болотная гнилая мошкара, племена, – но и она, признав непобедимость, услужливой, податливой наложницей легла под несокрушимую армию Александра. Позади – два месяца ада проливных дождей, сотни умерших от ядовитых змей (несчастные, им не повезло, как подобает воинам, погибнуть в бою).

И теперь, хвала богам, сражение. Эти обветренные, обтесанные в битвах сыны Греции умели только одно – убивать. Смертоносная фаланга, обнажив копья, безжалостным дикобразом прошла полмира, подмяв под себя Персию, Азию, Египет. Стерев с лица земли персидские полчища, разметав непобедимые армии скифов, парфян, даков. Низвергнув в пучину безвестности царей, князьков, падишахов, сатрапов – и сея беспредельный ужас своей стойкостью, отвагой и мужеством. Ведомая потомком Ахилла (так возвестил оракул, да и кто бы сомневался после стольких побед), по праву сильнейшего ставшим правителем Азии, фаланга верила в него, себя, свою непобедимость – и горе было царству, лежащему на ее пути.

– Стань мне братом – или пеняй на себя, – любил говорить Искандер – и не бросал слов на ветер. Его любили, боялись, ненавидели, боготворили – и понимали: лишь он выведет их обратно домой, лишь его имя мешает восстать непокорным вассалам, лишь с ним даже новобранцы шли в битву смеясь.

Но – к бою. В тишине, обманув раджу, форсировали реку передовые отряды македонцев и построились клыкастым вепрем на берегу, давая время основным силам собраться в кулак. Сунулась было конница индусов опрокинуть их в воду – да так и осталась лежать, раскинув чалмы, на земле. Безумные, не знали они, что такое фаланга. А та построилась, ощетинившись копьями, и огромным безжалостным кактусом покатилась сквозь джунгли.