Михаил Степанов - Ночь умирает с рассветом

— Это верно, — сказал Филипп, подумав. — Общая вина имеется, не один я... Хотя, надо мне было раньше сказать, это я признаю... Теперь я его, гада, допеку, хлебало ему раскровяню.

— Что вы, Филипп Тихоныч... И не думайте. Пронюхает — не станет дожидаться...

— Да я его...

— Филипп Тихоныч, — Лукерья пошла на хитрость. — Без вас прямо не знаю, как быть в такой трудности. Здесь толковая голова нужна... Без шуму надо... Какое ваше соображение?

— А такое мое соображение, — ответил Филипп, чуть успокаиваясь, — пока надо молчком. Чтобы ни-ни... Пущай гад ничего не ведает. А ты давай в город, расскажи, как и что, мол, схватим и доставим в лучшем виде. Про меня можно и не болтать, просто скажи, что все разъяснил Ведеркин Филипп Тихоныч.

— Спасибо, Филипп Тихонович, так и сделаю.

— Гляди, виду ему не показывай, — наказал Ведеркин. — Ежели что прознает — поминай, как звали. Такой верткий гад, из рук выскользнет. Ну, прощевай, некогда мне лясы точить.

Лукерья проводила его до калитки, сказала с поклоном:

— До свиданья, Филипп Тихоныч. Заходите.

Филипп ушел. Лукерья тяжело задумалась. «Как трудно бывает сразу угадать человека — хороший он или плохой... Случается, правильно попадешь, а то и мимо... Один — весь на виду, а другой притаился... Вот и Коротких. — Лукерья встала, походила по избе. — Правда, в город надо. В каждом деле своя голова нужна, но тут одной нельзя. Кого я в городе знаю? Иннокентия Ивановича Честных. Он как-то спрашивал об этой падлюге. Что он спрашивал? Кажется, какой мужик Василий Коротких. Вот, и поеду к Иннокентию Ивановичу...» Тут Лукерья вдруг вспомнила, что Честных — шурин Василия Коротких. Как же быть? — Ей пришла в голову страшная мысль: «А что, если они заодно? Расскажу, а он упредит гада...» Она похолодела. «Не похоже, что предатель, но ведь в душу не влезешь...»

Она ничего не успела решить — пришли Фрося и Поломошин.

— Направлялся, Лукерья Егоровна, к тебе, да по дороге Фросю догнал. Вместе вот...

— И ладно, давайте чай пить; сейчас и тетя Катя с Лелей придут, у соседей они.

Петр смотрел на Лукерью, на Фросю и улыбался.

— Ты чего? — спросила Лукерья. — Ровно именинник...

— Куды там! Дело к тебе, не знаю, как приступиться. Прошлый раз хотел Фросе обсказать, она убежала, вон — и не глядит на меня.

Фрося вспыхнула, пошла за самоваром.

— Хорошее, видать, дело, ежели не глядит...

— Погоди, Лукерья Егоровна... — Петр перестал улыбаться. — Не шучу я... — Он печально посмотрел в окно. — Тяжело мне одному, без жены.

Фрося двинула самовар на стол, растерянно взглянула на Лукерью.

— Верно, худо тебе, — будто сочувственно вздохнула Лукерья, подала ему стакан чая. — Пей вот...

— Ну, да, — оживился Петр. — А Фрося вникать не желает. Душа у меня, понимаешь, изныла от тоски. И по хозяйству все кувырком идет, никакого порядку. Невмоготу больше без семьи.

Щеки у Фроси пылали: «Да он вовсе спятил, или насмехается...»

— Чем тебе помочь, не знаю... — участливо проговорила Лукерья и чуть-чуть подмигнула Фросе. — Девушек на селе много, выбирай любую. — Она взглянула на Фросю: — А Фрося чем не пара?.. Молодая, ладная, хозяйственная. Одна беда: разговаривать не желает.

— Не дури, Луша! — пришла, наконец, в себя Фрося. — Разобижусь. А Поломошин... Поломошин хочет, чтобы его ревком обженил.

Петр отодвинул стакан.

— Да вы что, в самом деле? Я по-хорошему, а вы шутки строите. Какая женитьба, я четыре года, как женат. Дочка у меня маленькая. Не могу больше без них. В станице они, завтра поеду, привезу. Посоветоваться хотел, не хорошо уезжать, не сказавшись... А вы потешаетесь...

Фрося вдруг с ревом выбежала из избы.

— Брось, Петро, — дружески проговорила Лукерья. — Не серчай, мы же не знали, ты о семье никогда ни слова... Поезжай, конечно, им без тебя тоже однако не сладко. Я завтра в город направляюсь, вместе и поедем. Погоди, Фроську кликну. У нее с вечера голова болит. Второй день не в себе.

Лукерья и Фрося вернулись не скоро.

— Ладно уж, Петя... — виновато сказала Фрося, отворачивая от него заплаканное лицо. — Чего там... Ты как-то нескладно затеял, ну, мы и не поняли. Красивая у тебя жена?

— Куда лучше.

— Давно надо было съездить. — Фросе было неловко. Она повернулась к Луше:

— А ты зачем в город?

— Надо, вызвали... Вместе с Петром поедем.

Вечером, когда Фросина обида чуть отлегла от сердца, Лукерья рассказала ей все, что услышала от Ведеркина о Коротких.

— Вот как получается, — раздумчиво сказала Лукерья. — Надо забрать его, а я не решаюсь. Еще выйдет, как с Лукой. Коротких не один, конечно... С ним, надо думать, тот же Лука, Нефед. А еще кто? Много у нас с виду тихоньких. А я теперь тихоньким не шибко верю. — Она встала, прошлась по избе. — Луку мы тогда схватили, а он вывернулся, потешается над нами. Коротких хитрее Луки... Вот и надумала я поехать в город, обсказать наше положение.