Михаил Фишер: Ночь за решётчатым окном

© Михаил Фишер, 2014

© Дмитрий Соколов, дизайн обложки, 2014

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Сырость медленно, исподтишка съедала пространство этой маленькой комнаты. Люстра на потолке давно утратила плафоны, и только в одном рожке, единственным сохранившимся зубом, торчала лампочка. Тусклое освещение скрывало дефекты мебели, пыль и почерневшие снизу обои. Запах скипидара и табачного дыма бил в нос каждому вошедшему в эту комнату, трехлитровая банка сквашенного молока на подоконнике, два горшка с душистой геранью и целая батарея пузырьков с лекарствами вместе образовывали непереносимую для впервые оказавшегося здесь человека вонь. Громоздкий черно-белый телевизор вещал то о печальных событиях в стране, то вранье об улучшении благосостояния народа. Стопочкой у старого просиженного кресла лежали выцветшие открытки, записки, рецепты врача. Часов в этой комнате никогда не было, время здесь никого не интересовало так же, как и число. Какой смысл следить за тем, как уходит жизнь с каждым движением стрелки на циферблате. В углу стояла односпальная кровать с темно-коричневыми спинками из полированного дерева, а, скорей, из спрессованных опилок, с отколотым углом. Серая, застиранная постель в мелкий голубой цветочек была не заправлена, на полу рядом – тарелка с хлебом и банка варенья из красной смородины.

Может, вам чаю,– спросила только что вошедшая пожилая женщина в коричневом трикотажном халате на пуговицах.

– Нет, спасибо.

– Сколько раз я вас просила выключать телевизор, если вы его не смотрите, ведь электричество в прошлом месяце намотало черт знает на сколько,– женщина подошла к старому телевизору и выдернула его из розетки.– Что вы все в окно смотрите, кого вы там ждете?

– Мне должна прийти открытка, я вот смотрю, не несут ли.

– Господи Боже,– возмутилась женщина,– вы ее лет десять ждете, если не больше. Может, ваш автор уже помер давно, а вы все в окно выглядываете. Давайте я разотру вам ноги и пойду собираться на работу. А вы ложитесь потом, уснете ведь, как всегда, в кресле, да еще и свалитесь не дай Бог, костей ваших по комнате не соберешь.

– Да, я лягу. Разотрите меня и принесите водички. Только свет не выключайте, я сама потом выключу.

– Ага, знаю я, как вы выключите. Завтра утром приду, а он горит вовсю. Это же надо, семьдесят киловатт нагорело за сентябрь. Как? А я скажу вам как! Вот эти ваши посиделки по ночам, то книжку читаете, то спите со светом. То телевизор неизвестно для кого целыми днями мотает. Конечно, набежало столько. Да бросьте вы туда смотреть,– раздраженно сказала женщина и задернула шторы,– давайте вашу ногу, буду растирать, да мне собираться надо. Провозишься тут с вами, на работу опоздаешь, потом выслушиваешь от этой скотины начальника. Да вам-то что, Господи, сидите все, открытку ждете. Кому вы, кроме меня, нужны, мне вон каждый месяц письма пишут, то из водоканала, то из ЖКХ квартплату шлют. А она все ждет. Дождалась уже семьдесят киловатт на мою голову.

– Здравствуйте, Елена Павловна.

– Зоинька, здравствуйте. Здравствуйте, дорогая.

– Как вы себя чувствуете? Как спалось?– девушка подкатила стойку для капельницы с подвешенным флаконом пятипроцентного раствора глюкозы к кровати,– ну, приступим,– сказала она и перевязала руку резиновым жгутом.

– Мне уже лучше, доктор утром сказал, что через недельку, скорее всего, меня выпишут.

– Ну вот,– девушка зафиксировала положение иглы в вене лейкопластырем,– все готово.

– Зоинька, вы принесли мне книгу?

– Ой, Елена Павловна, совсем забыла. Поздно пришла вчера домой, пока одно, другое, совсем вылетело из головы. Завтра я обязательно принесу, сейчас поставлю себе крестик на руке, чтобы не забыть.

– Да нечего! Мне Серафима Игоревна дала на днях что-то современное, но я такое не люблю. Мы к другой литературе привыкли, на которой росли, нынешнее читать нельзя.

– Да, я согласна с вами,– девушка собрала защитные колпачки для игл, вату, бинты и направилась к выходу,– я зайду к вам позже, отдыхайте,– сказала она, осматривая палату. На двух кроватях, стоящих у самого выхода, в серо-белых сорочках сидели пожилые женщины и вышивали на пяльцах. Делая стежок за стежком, каждая бормотала что-то, слышное и понятное только ей. Это две сестры-близняшки уже который год лежат в этом диспансере, практически забыв о своей жизни вне этих стен.