Сергей Курфюрстов - Дом Кошкина. Маша Бланк

– Нет, не дам! Племянник это мой! Сестры сын! Не позволю! – Степан встал между мной и немцами и, широко раскинув в стороны руки, попятился назад. Закрывая меня собой, он отступал, пока моя голова не уткнулась в его широкую спину.

«Бедный Степан! Сегодня я подвел и тебя», – закрывая глаза, обреченно выдохнул я.

Неожиданно офицер громко захохотал и к его громкому хохоту эхом добавился услужливый смешок его солдат. Степан вытащил меня из-за своей спины, крепко прижал к себе обеими руками, и я увидел, как немцы дружно, тыча в Степана пальцами, потешаются над ним.

– Na gut. Jetzt sehe ich, dass das dein Neffe ist. Hol ihn ab und verschwindet.

– Что? Что он сказал? – Степан, еще не до конца уверенный, сулит этот смех спасение или нет, обратился к переводчику.

– Герр унтерштурмфюрер сказал, теперь он видит, что это действительно твой племянник. Забирай мальчишку и убирайся. На сегодня работа окончена.

– Да, да. Конечно. Данке, герр унтерштурмфюрер, данке, герр Фидлер, данке шон, – Степан взял меня за руку и потащил к стоявшему неподалеку мотоциклу.

– Лезь в коляску. Сейчас я тебе какую-нибудь одежду раздобуду. А ты пока сиди тихо и жди меня.

Степан убежал и минут через пятнадцать вернулся, неся в руках какие-то вещи.

– Давай. Примеряй. Все новенькое, как из магазина. Так – трусы. Первым делом трусы. Ого! Новенькие, не ношеные! Понюхай. Еще фабрикой пахнут! – Степан пхнул мне под нос перевязанный бечевкой сверток с трусами и портянками. – А тут сорочка. Белая. А вот штаны и пиджак. Одинаковые. Гарнитур прямо… Пиджак потом примеришь. И вот – сапоги! Яловые! Почти новые! Вот евреи! Какой запасливый народ! Так, прячь их в коляску. Вот сестренка Валя, мать твоя, рада будет такому богатству!

Глаза Степана горели азартом мальчишки, ворующего вишни в чужом саду, и, глядя на него, совершенно не верилось, что этот человек каких-то полчаса назад думал, что нас убьют.

– Давай, надевай быстрее, пока немцы не спохватились. Они это добро в Германию на реализацию отправляют. Ничего не обеднеют.

– Людей в яму, а вещи на реализацию? Да, дядя Степан?

– Все, поехали! – Степан оставил мой вопрос без ответа, завел мотоцикл и мы медленно, объезжая деревья, выехали на шоссе.

Я молчал всю дорогу. Один вопрос мучил меня. Я боялся его задать, но еще больше боялся получить на него ответ. Дядя Степан. После отца и матери, он был самый родной мне человек. ЧТО там делал дядя Степан? Неужели… Я хотел узнать правду, и в то же время не хотел ее узнавать.

Было почти темно, когда мы подъехали к нашему маленькому старому дому, стоявшему прямо напротив въездных ворот Русского кладбища. Этот дом был когда-то и Степана. Они с матерью в нем выросли. Я собрался с духом и решил все-таки задать мучивший меня вопрос. Но Степан меня перебил:

– Все, выгребай вещи из коляски и марш до дому отдыхать. Скажи матери, я заеду на днях. И ничего ей не рассказывай. Скажи, с дядей Степаном на мотоцикле катался.

– А мать знает, что ты немцам служишь?

– Ну, во-первых, не немцам, а новой украинской администрации. А во-вторых, вот я заеду через пару дней и сам ей все расскажу. Да и, кстати, вот еще, матери передай. Скажи, подарок от меня.

Степан засунул руку в боковой карман своего форменного пиджака и достал оттуда огромные красные бусы. Такие бусы, наверное, видно за километр.

– Не надо, дядя Степан. Я знаю, чьи это бусы, – сказал я и, не оглядываясь, поплелся домой.

Мать уже спала, совершенно не подозревая, ЧТО могло сегодня случиться со мной. Она этого никогда и не узнает. Во всяком случае, от меня. Я положил собранные Степаном вещи на стол, тихо разделся и лег на кровать поверх одеяла. Болела голова, и ужасно пекли обожженные августовским солнцем плечи. Тело все еще было грязным от земли и засохшей крови. Помыться тихо вряд ли получится. Мать проснется. Придется ждать до утра…

Я закрыл глаза. Так же как и вчера. В такое же время. В той же постели. В том же доме. Но мир извне уже не был таким, как вчера. В нем больше не было ее… Слезы потекли из моих глаз. Они текли не переставая, заливались в уши и холодили коротко остриженный затылок. Ах, если бы можно было вернуть этот день назад! Я все еще вижу ее лицо. Слышу ее голос, смешивающийся с голосами людей вокруг нас. «Папа, нам к первому столику», «Может, и не поедем», «Да-да, Машенька, Вы очень наблюдательны», «Только интеллигенция»…

Я присел на кровати. А ведь отец Маши портной! Простой портной. Не из интеллигенции. Он работал в «Облпошивтресте». Отец шил у него костюм года три назад. И я же, по поручению отца, этот костюм забирал! Он так и висит в шкафу ни разу не надеванный. Так может, их никуда не повезли? Но куда же они тогда испарились из этого чертова Милицейского переулка? А может, они там были и я их не заметил? Побежал за машиной, а они стояли где-то в стороне? А может они просто пошли домой? Просто развернулись и пошли домой? Ах, если бы все было именно так!