Борис Тумасов - И быть роду Рюриковичей

На острове прятался в густой зелени дворец кагана. Там день и ночь журчали струи фонтанов, в бассейнах плавали лебеди и золотые рыбки, стояла грозная стража. Стража и у дворца хаканбека на правом берегу Итиля...

Со страхом подъезжал Аюб к дворцу хаканбека. Чем ближе, тем страх сильнее. Предстояло держать ответ за бегство от русских дружин, за потери, какие понесли арсии. Погиб Нияс и почти вся его тысяча. Половины недосчитались тысячники Марзет и Оса. Где непобедимые воины Аюба? Он оставил их в земле славян. Что скажет Аюб хаканбеку? Что князь Олег победил его. Но разве виноват он, что удача отвернулась от него? Думал ли Аюб, что киевский князь разгадает план темника?

Пока ехал, всё перебрал в уме, помышлял даже бежать к печенегам, которые кочуют в степях на левобережье Итиля, но отказался от такого желания: печенеги не примут его или, того хуже, возьмут в рабство. Да и как убежишь, если отряды арсиев повсюду, и они постараются угодить хаканбеку и доставят Аюба в Итиль.

Но не только за потерянных арсиев Аюбу держать ответ: хаканбеку уже известно, что тот оставил Олегу левобережье Днепра, платившее прежде дань кагану. Это главное, в чём обвинят темника. И хаканбек уже знает, как наказать его.

У ворот дворца хаканбека Аюб спешился. Его встретила стража. Суровый сотник молча отобрал саблю, проводил во дворец. В мраморных покоях полумрак и прохлада. Гулко отдавались шаги.

Впустив Аюба в просторную залу, где на мягких подушках восседал хаканбек, сотник остановился у двери, а темник подошёл к хаканбеку и низко поклонился.

Морщинистое лицо хаканбека было невозмутимо, и только на тонких губах скользнула усмешка.

Долго молчал хаканбек. Ноги у Аюба подкашивались.

— Ты порадовал меня молодой красавицей, Аюб? — наконец раздался скрипучий, насмешливый голос хаканбека. — Ты привёз кагану весть о новых данниках? Хе-хе! Нет, Аюб, я не дождался красавицы северянки, а каган потерял тех данников, что платили ему дорогими мехами. Ты недостоин командовать арсиями, слышишь, Аюб? Но я не велю казнить тебя, твоё место в яме!

Проводив послов с левобережья, Олег заявил боярам:

— Мы хазар разбили и отбросили, теперь настал час побывать у вятичей и радимичей.

Не обременяя себя обозом, с малой дружиной он отправился на Десну, а потом добрался до Оки, в края лесные, болотисные, богатые пушниной и ягодой.

Ехал Олег с миром, и о том от погоста к погосту слух шёл. Радимичские и вятичские князья и старейшины встречали киевского князя с радостью, признавали его братом старшим, а он обещал им защиту от хазар. Подписывая с Киевом ряд, вятичи и радимичи обязывались быть с князем киевским заодно...

Только по первому снегу возвратился Олег в Киев. Едва в городе появился, как Ратибор сообщил: Ивашка с засеки пропал, по всему видать, печенеги в плен уволокли.

Огорчился Олег: не уберёг он парня. Славный гридень был Ивашка. А из печенежской неволи мало кому бежать удавалось. На одно и надежда: ежели кто из печенегов в плен попадёт, удастся обменять.

Припомнилось Олегу, как они с Ивашкой плавали по Волхову в острожек к ушкуйникам и те просили Ивашку остаться с ними. Князь даже пожалел, что Ивашка не остался в острожке. Тогда не хотел Олег лишаться отменного кормчего, реку тот чувствовал, по течению определял, где валуны, где мелководье...

А ведь знал Ивашка, что жизнь на засеке неспокойная, опасная, однако сам напросился. Сокрушалась и Лада: хороший товарищ был Ивашка...

Осень брала своё. Утрами перепадали лёгкие заморозки, лист на кустарниках свернулся в трубочку, а трава прижухла, покрывалась изморозью. Но едва поднималось солнце, земля отогревалась.

Над степью проплывали к югу караваны гусей; курлыча, тянулись журавли, а на Рось у камышей садились утки и иные перелётные птицы, сбиваясь в стаи перед дальней дорогой.

Налегая на ручки сохи, Ивашка всей тяжестью тела вдавливал её в землю, в то же время стараясь толкать соху вперёд. Ивашке очень хотелось помочь Буланому. Конь тяжело поводил боками, взмок, и от него валил пар.

От сотворения мира никем не паханная степь, нетронутая целина, срослась с корнями трав, сплелась и не желала уступать пахарю, резалась с трудом.

Ивашка, как и Буланый, взмок. Скинув рубаху и оставшись в одних портах, он ступал в прохладную пахоту босыми ногами, часто останавливался. Пройдёт борозду в сотню шагов, даст коню передохнуть. В день поднимал борозд двадцать. И так весь листопад месяц.

Мужики на засеке — бывшие холопы князя древлянского. Переселяясь на новое место, они привезли с собой соху и борону, немного зерна на семена, а прошлой весной распахали небольшой клин у реки, засеяли его яровой пшеницей. Поле хоть и малое, а порадовало урожаем, хлеб на засеке ели свой. Не сытно жили, но и не голодно. А этой осенью решили распахать ещё клин и оставить на зиму под снегом, чтоб земля размягчилась.