Борис Тумасов - И быть роду Рюриковичей

Томительно медленно тянулась зима. Ивашка похудел, оброс бородой, вконец оборвался. Прежде, живя в Новгороде и Киеве, раза два в неделю парился в бане, а нынче с того дня, как в плен уволокли, не мылся.

Часто вспоминал Новгород, отца, умершую мать. Иногда думал о Ладе, но удивительно: куда исчезла любовь? Да и была ли она, уж не придумал ли он её сам?

С нетерпением ждал Ивашка конца зимы, когда трава в рост пойдёт: в ней его спасение от конных печенегов.

Воротившись домой, Евсей закрылся в молельне, что рядом с опочивальней, перекрестился, встал на колени:

— Спаси и помилуй, Боже...

Молился Евсей истово, таясь. Не приведи Бог прознать кому, что он принял греческую веру: дойдёт до волхвов — быть беде.

Чем ближе к весне, тем радостнее Евсею. Скоро он увидит Зою, привезёт ей подарки богатые, меха соболиные и куньи, ожерелье, кованное киевскими мастерами золотых дел.

Иногда у Евсея появлялась беспокойная мысль: а любит ли его Зоя, ведь он наполовину старше её? Но тут же старался прогнать сомнение.

Уговаривал Евсей Зою перебраться к нему в Киев, город ей расхваливал, но она упёрлась:

— Вы, русичи, язычники, как жить средь вас буду?

Во дворе голосисто запел петух, ему отозвались на Подоле, и вскоре петушиное пение разбудило весь Киев. Оделся Евсей, по протоптанной дорожке вышел к обрыву, постоял. Чудны утренние зори киевские! Первые блики скользнут по лесным далям, осветят покрытую снегом луговину, заиграют на скованных льдом реках Почайне и Киянке, пробудят всё живое. Воздух прозрачный и чистый, словно вода в роднике. Сколько раз виделось всё это Евсею на чужбине! Бывало, выйдет на заре к морю, сколько ни всматривается, оно в дымке. И скажет Евсей с горечью: «Где же вы, мои зори киевские?»

Недостаёт ему их там, у ромеев...

Весной, когда Евсей уже совсем собрался в дорогу и караван кораблей был готов к отплытию, заболел кормчий Путята с Евсеевой ладьи. Вот и пришлось Евсею ждать, пока кормчий поправится, и плыть не караваном, а в одиночку. Такая дорога опасна вдвойне, тут ладье не только пороги грозят, но и печенеги на перекате.

Ивашка готовился к побегу долго. Сначала собрался на север идти, куда ковш небесный укажет, потом сообразил: печенежская погоня непременно туда же поскачет.

Днями будет передыхать, скрываясь в траве, а ночами пробираться. Для побега Ивашка выбрал время, когда хозяина не было дома. Выжидая, припас в путь сухую лепёшку, кусок овечьего сыра. Увидев, что хозяин и его товарищи седлают коней, приторачивают перемётные сумы, обрадовался. В полночь выбрался из овчарни, отполз за становище и побежал. Собаки не лаяли: привыкли к нему. Уходил Ивашка на восток, к Днепру. Надеялся, в эту сторону печенеги погоню не пошлют.

Он бежал, радуясь первой удаче, иногда прислушивался к ночным шорохам, боялся услышать конский топот. С рассветом залёг в густой и высокой траве и тут же, сморённый, заснул.

И приснилась ему погоня, она настигает его. В страхе пробудился. Кто-то смотрел на него. Ивашка вздрогнул и тут же улыбнулся облегчённо: бурая лиса уставилась на него своими зелёными глазами. Увидев, что человек двинул рукой, потрусила от него.

Ивашка лежал дотемна, сжевал кусок лепёшки и часть сыра. Хотелось пить, но воды нигде не было...

И снова ночь в пути. Ивашка устал, на рассвете, утоляя жажду, лизал росу, жевал степной щавель. Лепёшку и сыр съел на второй день, и теперь в животе у него голодно урчало...

На четвёртый день Ивашка вышел к Днепру и заплакал. Он сидел у воды и не верил в удачу. Всё это были ещё печенежские места. Ивашка склонился, пил долго и жадно. Умылся и снова сидел и думал, как ему перебраться на ту сторону, где, ему казалось, меньше опасность. Там он пойдёт вверх по течению и обязательно доберётся до Киева.

А Днепр широкий, и вода в нём будто неподвижна. Ивашка прикидывал, хватит ли у него сил переплыть реку, но, так и не решив, встал. В голове вдруг закружилось, раздался звон, и он тут же упал на песок.

Первым его заметил кормчий. Он долго всматривался в степь, оглядел берег и всё вокруг и, не обнаружив опасности, позвал Евсея. На ладье спустили паруса, и один из мореходов вплавь добрался до берега. Припав к Ивашкиной груди, прислушался. Потом поднял его, внёс в воду, поплыл, выгребая одной рукой.

Пловцы втащили Ивашку в ладью, поставили паруса и, помогая вёслами, продолжили путь.

Ни Евсей, ни кормчий Путята, ни другие мореходы не признали Ивашку, да и откуда им было знать его, когда они в Киеве гости редкие. И только один молодой ладейник [80] Ладейник — служитель, воин с ладьи. , впервые отправившийся в Константинополь, припомнил, что видел парня в дружине князя Олега.