Карел Коваль - Моцарт в Праге. Том 1. Перевод Лидии Гончаровой

– 2 —

Посетители трактира начали поглядывать на странную парочку у камина, но Моцарт не видел и не слышал ничего вокруг, кроме арфиста, так сильно тот увлёк его.

«Смогли бы вы сделать вариации на тему, которую я сейчас сыграю вам на клавире?»

Арфист только выдохнул:

«Да, пожалуйста».

«Можете сейчас пойти со мной?»

«Да, пожалуйста».

«А могу я пригласить вас пообедать со мной?»

«Ах, спасибо тысячу раз, да, пожалуйста!»

Моцарт позвал официанта, о чём-то пошептался с ним, затем кивнул арфисту и пошёл в коридор на лестницу, ведущую в гостиничные комнаты. Оглянулся, увидел сутуловатого арфиста, уже распрямившего плечи, шагающего с арфой по лестнице, как престарелый ангел к Отцу небесному.

Была заметна огромная перемена в лице этого богом и судьбой отмеченного мужичка. Душа его пела вместе с арфой. Моцарт подскочил, взялся за инструмент:

«Какой же я рассеянный мальчишка, не помог вам на лестнице, вы позволите?»

Но арфист засопротивлялся и не допустил, чтобы Моцарт стал ему помогать нести его неотлучную арфу. Он вышагивал с ней величаво, его глаза светились особенным просветлённым настроем.

«Кого мне напоминают эти глаза?» – думал Моцарт по пути наверх в гостиничный номер, думал, пока отпирал двери, а когда ещё раз взглянул в глаза старика, понял: «Мысливечек!» Да! Так смотрел вдаль Мысливечек, когда играл ему на клавире свою сонату в солнечной Болоньи!

Арфист вошёл в гостиничный номер как в храм. На цыпочках. Остановился с арфой у дверей и тихонько ожидал. Моцарт взял кресло, поставил посреди комнаты и кивнул ему, дескать, садитесь. Но тот переступал с ноги на ногу, не отваживаясь подойти к креслу.

Тогда Моцарт сам подошёл к музыканту, взял за руку, повёл галантно, как даму, к креслу и ласково усадил своего дрожащего гостя. И при этом всё время вспоминал Мысливечка, благодаря глазам арфиста.

Вспоминал, как Мысливечек рассказывал ему о чешских музыкантах, блуждающих по свету с места на место. Они уходили от домашнего рабства и нищеты в дворянские капеллы и театральные оркестры, где добывали лучший кусок хлеба. И не только Мысливечковы глаза.

То же самое он видел и в глазах других чешских музыкантов, которых встречал в европейских оркестрах. Все они с особенным страстным взглядом прижимали свои инструменты к груди и играли на них поистине всем телом и душой.

Моцарт сел за клавир и, прежде чем опустить руки на клавиши, посмотрел на арфиста, сидящего в кресле. Тот был более похож на духа, нежели на человека, так тихо и сосредоточенно он сидел. Не шевелясь. Лишь свои восхищённые глаза устремил на Моцарта и ждал. Моцарт ласково улыбнулся, взмахнул правой рукой, затем присоединил к ней левую и опустил их на клавиши.

Зазвучала серьёзная тема в d-moll, похожая на балладу из старых, давно ушедших времён: одинокий музыкант идёт по свету со своей песней, чтобы разбудить любовь в зачерствевших сердцах. Моцартовы пальцы играли тему с таким чувством, как только что играл странствующий музыкант, не ведая, кому он играет.

Арфист не отрывал глаз от Моцарта. Вбирал в себя каждый звук, принимал музыку с преданностью, словно получал ангельское послание, которое сможет на своём дальнейшем жизненном пути отдавать людям, если они захотят слушать его и не закроют перед ним двери.

Моцарт играл для арфиста так же, как если бы перед ним сидела императрица Мария Терезия, либо французский король Людовик ХVI. Для них он тоже играл, бывало, темы и к ним тут же вариации.

В данном случае, однако, это не был заказ коронованной особы, зато был дар любви к неизвестному бродяге, который видел в нотах не только музыкальные знаки, но вкладывал в каждую из них кусочек своего горячего сердца. Пусть его слушатель забудет на мгновение ту безжалостную карусель беготни в битве за хлеб.

Моцартова тема была простая и бесхитростная, как старая песня, в ней слышался голос столетий. Глубокие тоны в левой руке напоминали старинный хорал, тёмные шаги веков под тоскливой мелодией правой руки.

Арфист не шевелился, боясь нарушить чудесное звучание малейшим шорохом. Видимо это было для него действительно ангельское послание. Как порой нечто сказанное западает в сердце, так сейчас каждый звук отзывался в его взволнованной душе. Так зерно, летящее из плодородящей руки сеятеля, попадает в разрыхлённую землю и готовит будущий хлеб.

Моцарт закончил. Перевёл взгляд от клавира к арфисту. Да, такого слушателя он ещё не видел. Подобно статуе, не моргая, сидел он со сложенными на коленях руками в этой славной тишине при умолкающих звуках клавира.