Илья Сельвинский - О, юность моя!

— Ах, это? Так я дурака валял под пьяную лавочку. Хотел попугать гимназистиков, Иван Семеныч.

— Врешь! — загремел Шокарев, побежал за стол, сел и стал выше.— Врешь, негодяй! Ты говорил об этом еще до того, как выпил! Уже на пристани говорил… Ты был еще трезвым, скотина!

— Иван Семеныч! Волноваться ни к чему,— сказал Выгран.— Все в свое время обсудим, выясним и решим, но, разумеется, не здесь.

Он подошел к двери, распахнул ее и крикнул:

— Корнет Алим-бей!

Послышались гремящие шпорами сапоги. Вошел Алим-бей с двумя уланами.

— Арестовать этого!

— За что же, Иван Семеныч? — по-детски искренне удивился Андрон, повернувшись к Шокареву.— Ведь я же исправно… И денег вам привез. Сосчитайте: две пачки, по тысяче в каждой… и все николашками.

— Ладно уж,— болезненно поморщился Шокарев.— Уведите его, корнет.

— Айда, Бредихин, пошли!

Алим-бей взял было Андрона за локоть, но тут же отскочил.

— Но, но! — закричал Алим-бей.— Ты у меня не очень!

— Сам пойду,— прорычал Бредихин.— Сказал, пойду — и пойду. А что и говорил про шхуну,— обратился он к Шокареву,— так ведь не за себя же одного. Общее, понимаете, собрание. Давайте хоть по справедливости. Чья это шхуна? Ваша? А разве вы ее строили? Вы грузите ее? Вы лезете на марсы в самую штормягу?

— Так, так, так,— с едкой заинтересованностью потянулся к нему Выгран.— И что же из этого, Бредихин?

— А то, что народная эта шхуна. Наша, значит. И со всяким достоянием так будет. Вот уже в Севастополе даже военный флот стал народным.

— Чудесно, чудесно! — захихикал полковник.— Я думал, придется его допрашивать, мучиться, а он все сразу и выложил на стол. Молодец, Бредихин! Уважаю!

— Ах, что мне до этого! — закричал Иван Семеныч, выскочил из-за стола, стал ниже, снова понесся по коврам своей гостиной.— Что мне до этого? Лучший мой служащий свихнулся. Я уже теперь никому не смогу доверять. Я теперь должен буду уволить даже Петриченку. А кого взамен? Взамен-то кого, я вас спрашиваю?

— Корнет! — строго отчеканил Выгран.— Выполняйте приказание.

Бредихина вывели во двор. Два улана встали по обе стороны и, вытащив сабли наголо, повели его по мостовой.

— Глядите, ребята: Андрона с селедками ведут!

Мальчишки побежали следом. Прохожие останавливались на тротуарах и глядели, кто недоуменно, кто испуганно. Никогда такого в Евпатории не бывало.

Но не все были в испуге и недоумении. Город вздыбился и зашумел. Портовые рабочие во главе с Виктором Груббе вышли на улицу. К ним стали присоединяться случайные люди. Демонстрация прошла мимо гимназии. Здание молчало. Два-три юных лица мелькнули было в окнах, но тут же отпрянули. Из городского училища — там как раз была перемена — выбежало человек десять великовозрастных и включилось в группу. Но ремесленное училище Когена выплеснулось на улицу все до последнего человека: здесь командовал Сенька Немич. Махая своим неразлучным молотком, он кричал:

— Ребята! К дому начальника гарнизона! За мной!

Подхваченные вдохновением, ремесленники помчались за отрядом Груббе.

На Греческой улице за воротами одного из домиков высилась шхуна без парусов, но уже с мачтами и в полном параде. Она стояла на стапеле, и греки всего околотка с криками пытались перетащить ее на катки, чтобы затем двигать к морю.

Евпаторийские греки были иностранными подданными. Кормились они крымским морем, но кровь проливали за Грецию. Они отбывали воинскую повинность в своей древней Элладе, когда их звал туда сыновний долг и господин консул, но потом неизменно возвращались в Крым к своим родителям, невестам, домишкам и неводам. Это было крошечное государство, жившее очень обособленно. Поэтому революцией греки не интересовались: ведь это у тех, там, у русских.

Но дело шкипера их взволновало: во-первых, шкипер шкиперу почти родственник, а греки уже рождались шкиперами, во-вторых, так ведь и каждого можно схватить, как щенка за шиворот, и бросить в острог. Оставив хозяину пока еще сухопутную шхуну, рыбаки влились в народное движение.

На базарной площади, где помещался дом начальника гарнизона, работали три карусели. Залихватские шарманки с ерническими переборами сразу замолчали. Все мальчишки тут же спешились со своих красных, желтых, фиолетовых коней и кинулись навстречу Груббе, который махал руками и что-то кричал.

Когда демонстранты подошли к дому Выграна, это была уже большая толпа. Первый камень полетел в окно второго этажа, осыпав балкон звоном разбитых стекол.