Илья Сельвинский - О, юность моя!

— Вы называете эстетикой вашего дрессированного медведя? — хрипло спросил Леська.— Это его вы хотите спасти от большевизма?

— Сеня! По-моему, он говорит нам гадости! И вообще, нам пора ехать. Прощайте, Леся.

— Некуда вам ехать. Вы увидите, что творится на пристани.

— А что там творится?

— Плавать умеете?

— Не понимаю.

— Подъедете — поймете.

— Сеня, поедем! Это совсем не тот Леся, которого мы так любили. Извозчик, погоняй!

Елисей направился дальше. Он дошел до конца улицы, оставил по левую руку шведский маяк, где когда-то гнездилась кордонная батарея, и свернул на дюльберовскую набережную.

Перед отелем стоял народ и молча глядел на балкон второго этажа. Здесь не было ни одного офицера, ни одного человека с чемоданом. Это была типичная евпаторийская толпа: жестянщики, чувячники, комиссионеры, чебуречники, цирюльники, приказчики, рыбаки. Среди них — древние старухи с Греческой улицы. Увидев их, Леська понял, что произошло что-то очень серьезное. Он тоже взглянул на знакомый балкон, но ничего не увидел.

— Зачем стоите? — спросил он какого-то старичка, по-видимому бухгалтера.

— Понимаете? Все курортники разбежались, удрали и сами хозяева. Отель стоит совершенно пустой. Но в этом пустом отеле осталась одна-единственная больная женщина. Теперь сообразите: белые сегодня уйдут, завтра войдет передовой отряд красных. А вы знаете, что такое передовой отряд, когда он врывается в город? Они найдут женщину, одну в роскошной гостинице, и она не успеет им ничего объяснить.

Елисей отошел в сторону. Может быть, все произойдет не так, как предсказывает бухгалтер. Но, может быть, и так?

— Люди, а? — неуверенно протянула какая-то девушка.— Может быть, надо спасти эту женщину?

— Можно бы спасти,— отозвался мужской голос.— Да ведь она небось барынька, а у меня разносолов нет. Картошкой ее кормить не станешь, верно?

— Верно! — отозвался другой.— Тем более она больная. Еще и помрет у тебя, гляди!

— Вот и главное! Будь она здоровой, драпала бы сейчас за милую душу,— сказал третий, не скрывая злобы.

Вскоре толпа стала таять. Последними ушли старые гречанки, и Елисей остался наедине с «Дюльбером».

Он думал об Алле Ярославне, которую сейчас увидит, о Шокареве, о подполковнике в синих очках, о прапорщике… Думал о революции. Он любил эту грозную стихию, как что-то живое, очень личное при всей ее эпохальности. Он выстрадал ее. Она была его жизнью и несла ему такие надежды, какими Россия никогда не обладала. Россия… Россия, объятая революцией… Было ли на свете более возвышенное время?!

В это время я жил.

Переделкино

1964

Приглашение к еде ( татарск. ).

Состав преступления.

Желание еще не создает преступления.

Когда, много лет спустя, Бредихин ехал из Москвы в какой-то крымский санаторий, он воспользовался остановкой поезда в Ново-Алексеевке и, взволнованный воспоминаниями, сбегал к цирюльне поглядеть вывеску: с удивлением увидел он, что это была самая обыкновенная вывеска, изображавшая парикмахера и его клиента.

Poissoniers — торговцы рыбой, pêcheurs — рыбаки.

Если вам угодно.

«До нас — хоть потоп» — парафраз выражения Людовика XIV: «После нас — хоть потоп».

Ханжа ( франц. ).

«Штаб Духонина» — расстрел.