Геомар Куликов - У Дона Великого на берегу

При первых же бабкиных словах потише стало вокруг. А как закончила, одобрительный говорок:

– Истинно речет старая!

И мужики-воины расправили плечи. Голоса их тверже и увереннее:

– Будьте покойны, бабоньки. Остановим, побьем врага!

Высится на кремлевском холме рядом с Успенским* и Архангельским* соборами златоверхий великокняжеский терем. Особо нарядны его Набережные сени*, что выходят-смотрят на реку Москву. Лестница, украшенная резьбой, сбегает вниз. В окошке тех сеней смутно видится женский лик. На него обращены взоры многих. Знают воины, их матери и жены: провожает своего мужа, великого князя Дмитрия Ивановича, его жена, великая княгиня Евдокия Дмитриевна. И у нее есть детишки и опаска за любимого супруга.

Плывет над Москвой колокольный звон. Душу на куски разрывает. Бабка Варвара вскинула строгие брови:

– Ошалели нешто! Прежде смерти хоронят!

И словно услышали ее звонари на московских колокольнях: торжественнее и величавее загудели-заговорили колокола. А потом стал вливаться тонкими ручейками светлый, праздничный перезвон. И вот уже желаемую победу возглашают колокола.

Воины ободрились. Женщины принялись утирать слезы. Ведь не всем погибнуть? Живыми вернутся иные сыновья, мужья и женихи. Каждая про себя думает: авось среди них мой!

Много высоких слов будет сказано о тех памятных днях. Софоний, прозвищем Рязанец, отделенный от нас веками, написал тогда:

«А уже соколы и кречеты и белозерские ястребы рвутся с золотых колодок из каменного города Москвы, обрывают шелковые пути, взвиваясь под синие небеса, звоня золочеными колокольчиками на быстром Дону, хотят ударить на несчетные стаи гусиные и лебединые, – то богатыри и удальцы русские хотят ударить на великие силы поганого царя Мамая».

Тремя потоками, тесными человеческими реками полилось войско. Через трое кремлевских ворот: Фроловские*, Никольские*, Константино-Еленинские. И тремя дорогами из Москвы. Путь Владимира Андреевича серпуховского с полками лежал по дороге Брашевской, вдоль Москвы-реки, мимо монастыря Николы на Угреше*. Болвановской дорогой шли белозерские князья со своими и московскими воинами. Сам же великий князь вел 50-тысячный отряд Серпуховской дорогой через село Котлы и далее, к Коломне.

Клубилась пыль. Ржали кони. Песни запевали воины. Тарахтели по ухабистой дороге телеги длинного обоза. Звенело оружие.

Словно наперекор али в утешение людским тревогам и тяготам, светел и ясен был августовский день. Солнце весело глядело с восточной стороны. Поднявшийся ветерок дул в спины, шевелил-трепал воинские стяги. Играл еловцами – алыми флажками, укрепленными на блестящих, начищенных шлемах.

Родион Ржевский, Василий Тупик, Васятка Маленький, а с ними и Бориска по повелению князя находились среди ближайшей сторожи его, а коли была надобность, скакали как скороспешные гонцы.

На богатырском белом коне ехал Дмитрий Иванович. Корзно – красный великокняжеский плащ – развевается. На голове – алая шапка, отороченная мехом. У пояса – каменьями-самоцветами усыпанная сабля. Подле – бояре и воеводы. Среди них – Бориске полюбившийся Михайло Андреевич Бренк. И знакомец новый, инок Александр Пересвет. Не случайно оказался Пересвет подле великого князя. Послан был в помощь князю самим старцем Сергием, радонежским чудотворцем. С Пересветом – побратим его, инок Родион Ослябя*.

Перед смотром в Коломне ездил в обитель Сергиеву великий князь. Получал благословение у старца на тяжкую битву, молился с ним на святой литургии*. И провидел тогда старец победу русскую: «Победишь, господин, супостатов твоих, как подобает тебе, государь наш. Господь Бог будет тебе помощником и заступником». Обрадовался князь пророчеству старца, «возвеселился сердцем», но никому о том не сказал.

Так и в Коломну вступили. Впереди – великий князь московский Дмитрий Иванович с ближними людьми. За ним – дотоле не виданное огромное русское войско.

Там же в Коломне, на Девичьем поле, после заутрени князь Дмитрий сделал войску смотр. Урядил полки. Расставил по ним воевод.

Вместе с иными отроками скакал Бориска на коне, разнося великокняжеские повеления или приказы Михайлы Андреевича Бренка.

Однажды, находясь подле Бренка, осмелел.