Геомар Куликов - У Дона Великого на берегу

– Кто таков? Откуда взялся? Не ученый еще? Поучим!

Хотел незнакомец, должно, по-мирному. Да увидел ножи.

– Кто таков?! – повторил.

И оторопевшего Востреца с одним из дружков за воротник – хвать! Ровно щенков поднял. Лбами – тресть!

– Иноком Александром зовут.

С сердцем, видать, взъярился.

– Прозвищем – Пересвет*.

И опять, приподнявши, лбами – тресть! Захрипели Вострец с дружком. Ножи пороняли. Двое других попятились.

– Может, еще чем любопытствуете? Отвечу!

– Пусти… – попросил Вострец, едва ворочая языком.

– А может, все-таки еще?

– Пусти!

Человек, назвавшийся иноком Александром Пересветом, отпустил обоих. Устыдил:

– На ворога идти, а они своих бьют-грабят! – Пригрозил: – Глядите! В другорядь горшими слезами умоетесь!

И Бориске:

– Айда, парень!

Подобрал шлем Бориска. Пошел рядом. А светлобородый Александр Пересвет сказал:

– Всякий, вишь, люд бывает. Кому война, кому пожива. Рубаха твоя кольчужная, слов нет, добрая. Да ею одной разве оборонишься? На-ко!

Достал из-за пазухи кистень – ядро с шипами на ремне.

– Случаем достался. Копье али сабля тяжелы. А сие оружие, хоть иной раз слывет разбойничьим, будет тебе впору.

Угадал Пересвет! То была главная Борискина печаль и забота. Силенки, по годам, хватало. И более даже. А все одно – молод был, чтобы управиться с вооружением взрослого воина. Кистень же, коли изловчиться, и впрямь самое верное дело!

– Спаси Бог тебя! – горячо выпалил Бориска, сжимая грозный шар, еще хранящий тепло Пересветова тела.

– Чего уж там! – вдруг озорно подмигнул Пересвет. – За одного битого, слышь, двух небитых дают. Храни тебя Господь! Держись крепче!

И повернул, пошел своей дорогой. Высокий, широкий, ладный.

Провел Бориска по лицу ладошкой – больно. Бока потрогал – тоже болят. Но подумал: истинно говорят, худа без добра не бывает. Через гадину Востреца и его паскудных дружков познакомился с дивным человеком. И оружием обзавелся.

Дома встретили Бориску радостью и суматохой разом. Сестренка Настя бросилась на шею. Дед Кирей прыткими глазами Борискину «красоту», Вострецову работу, приметил сразу.

– Эка тебя! Кто?

– Пустое, дед!

Не хотелось Бориске сейчас говорить про подлого Востреца и его дружков.

Маманя запричитала над синяками-ссадинами.

– До свадьбы заживет! – молвил дед. И изрек проницательно: – Спасибо доспехам, повидаем хороброго мужа!

Дед Кирей – росту малого, костью тонок – в белую полотняную сорочку одет, расшитую у ворота и подола красной шелковой нитью. Один рукав пустой, заткнут под пояс. Нет у деда Кирея правой руки. Потерял в схватке с ордынцами.

И дед Кирей, и отец его, и сыновья – среди коих отец Бориски – были холопами, военными слугами великих князей московских. Ходили с ними против Орды, Литвы. А коли приказано – и против других русских князей. Ноне наступал Борискин черед. Тринадцать лет должно ему исполниться. Много или мало? По тем временам достаточно, чтобы учиться ратному делу не во дворе – в поле. Младшим рындой-оруженосцем. Или при стремени старшего воина. По-мамкиному – быть бы тому попозже. А то и вовсе не бывать. Какой воин? Дитя еще! Но и великий князь Дмитрий Иванович в свой первый поход отправился и вовсе двенадцати лет от роду.

Борискину обнову дед осмотрел со тщанием. Единой своей левой рукой перебрал по колечку. Одобрил:

– Мастер делал! Вложил душу и умение. Сзади чуток послабее. Да ведь казать спину врагу негоже…

Привычными чистотой и покоем тешила родная изба. Пол добела выскоблен. Устлан ветхими, но опрятными половиками. В красном углу – ласковые лики святых на знакомых с детства иконах. Стол под узорчатой скатертью. Лавки голы, без затей. Однако и они старательно вымыты. Стены избы рублены из толстых сосновых бревен. Нагретые жарким августовским солнцем, сочились они янтарными слезами. Испускали острый смоляной дух. Вся стряпня по летнему времени во дворе, под открытым небом. Нет в избе зимнего смраду-копоти! Двери нараспашку. Зажмурь глаза, почудится – забрел в сосновый бор!

Маманя с бабушкой Варварой хлопочут, накрывают на стол. Сестренка Настя крутится подле брата, ластится. Дед Кирей – с Бориской. Все речи будто с ровней.

Разнежился Бориска, глядит на всех теплыми глазами. Давно ли из дому рвался? Теперь, кажись, век бы его не покидал!

Бабушка позвала к столу:

– Пожалуйста, ратники добрые! Когда-то еще свидимся, соберемся вместе…

Вот новость! Стало быть, дед тоже идет против ордынцев?