Георгий Марков - Строговы

Евдоким Юткин, мрачный как туча, глушил водку у себя дома и на людях не показывался.

Весной, когда подымутся буйные травы и зацветут синим цветом ирисы, голубым – незабудки, желтым – лилии, белым – белоголовник, на склонах холмов появляются из земли редкие стебли. Нет на этих стеблях ни отростков, ни листьев, только на самом конце их покачиваются упругие шишечки. И долго, почти до самой середины лета, оттого что эти стебли слишком обыкновенны и в них нет ничего привлекательного, яркого, влекущего к себе глаз человека, люди не замечают их и, случается, даже топчут. Но вдруг в один из летних жарких дней шишечки распускаются, и на стеблях появляются крупные пахучие цветы.

Теперь люди подолгу смотрят на цветы, дивятся их красоте, восхищаются их сладким запахом. И мало кто думает о том, что эти цветы, радующие глаз, выросли на тех самых прямых и гладких стеблях, которые только еще вчера они замечать не хотели.

Точно так случилось и с Артемом Строговым. Жил он годы, рос, по люди не замечали его. И вдруг однажды на селе заговорили: «Смотрите, какой Артемка-то Строгов!» И все стали смотреть на него, будто раньше его совсем не знали, и дивиться тому, как он ладен и хорош собой.

Несколько лет Артем ходил в ватаге ребятишек и ничем не отличался от своих сверстников. Потом ребятишек он перерос, а с парнями еще не сровнялся. Теперь на молодежные игрища он ходил не с ватагой ребятишек, а с небольшой кучкой своих товарищей-подростков. На игрищах подростки занимали уже более почетное место, чем ребятишки. Они не толпились где-то поодаль, не получали от взрослых подзатыльников, а стояли в толпе настоящих парней и девок, серьезные и рассудительные. Взрослая молодежь их уже терпела, не гнала, но на круг еще не пускала. Они смотрели на хороводы, на пляски, на игры и мечтали о своем завтрашнем дне. И вот наступил этот желанный день…

Однажды в воскресенье вечером парни и девки собрались на бугре, у хлебных амбаров купца Голованова. Было тут по-обычному шумно и суетно. Гармонист с хитрыми переборами наигрывал «Подгорную». Девки кружились в пляске, помахивая белыми платочками и подпевая. Парни курили, разговаривали, смеялись. Потом кто-то закричал:

– Хоровод!

– Хоровод! Хоровод! – поддержали другие.

Пляска прекратилась, и парни подходили к девкам, брали их за руки и шли на поляну, где уже, опередив всех, суетились ребятишки. Подростки стояли кучками, смотрели, курили, пуская дым через нос, посмеивались, боясь каким-нибудь неосторожным словом или движением уронить свое достоинство. Вдруг к той кучке подростков, где стоял Артем, подбежала Маняшка Дубровина. Она схватила Артема за руку и сказала взволнованно:

– Пойдем со мною, Артем!

Артем почувствовал, как кровь прихлынула у него к лицу.

«Хорошо, что темно. Стыдно-то как!» – мелькнуло у него в уме.

Он рванулся было назад, но Маняшка со смехом схватила его за руку и потащила в круг.

«Что это я? Когда-нибудь надо же начинать», – подумал он и хотел сказать что-то смешное, понимая, что надо как-то скрасить свою неловкость, но ничего не сказал и пошел с Маняшкой, не чувствуя под собою ног. Товарищи проводили его завистливыми взглядами, не проронив ни слова. Они знали: Артем ушел туда, на круг, и он больше к ним не вернется.

Маняшка Дубровина была года на три старше Артема и выделялась из всех девок. Многие парни искали у нее взаимности, но девушка отвергала их одного за другим. И теперь ее внимание к Артему казалось его товарищам большим счастьем, о котором они могли только мечтать.

Весь этот вечер Артем чувствовал себя то окрыленным, то, наоборот, подавленным. В играх он был еще неловок, замечал, что над его неловкостью посмеиваются, и несколько раз порывался уйти, но Маняшка не оставляла его ни на минуту.

Весь вечер он молчал, не находя слов, которые можно бы сказать. Неумолкаемый говор парней и девок, их возгласы, смех не затрагивали его сознания. Он был сосредоточен на чем-то своем. Маняшка понимала его и ни о чем не спрашивала. Движениями своей руки она управляла Артемом, и он, испытывая от этого удовольствие и радость, терял ощущение времени.

Когда пропели вторые петухи и забелел восток, парни затянули протяжно: «Не пора ли нам, ребята, расходиться по домам». Артем удивился, что ночь уже миновала и близится утро. В его сознании этот вечер промелькнул как одно короткое мгновение.

– Ты проводишь меня, Артем? – спросила его Маняшка.