Лайош Мештерхази - В нескольких шагах граница...

Борьба продолжалась. Хотя победила клика Хорти, хортисты постоянно чувствовали: их победа – это ничтожный маленький плот, под которым волнуется море, и, если это море начнет бушевать опять, им придет конец.

Море еще не бушевало, но в те годы вода в глубине уже смутно бурлила. С начала лета 1921 года почти не проходило недели, чтобы где-нибудь в стране не бастовали…

Вокруг Бреннберга были сосредоточены не столько жандармы, сколько солдаты. Жандармов, должно быть, не хватало. Дорогой мы чаще всего встречались с солдатами. Здесь и там появлялись группы в киверах с султанами – в то время их еще носили солдаты Хорти: шапку Бочкаи, а впереди длинное орлиное перо. Они отнюдь не производили воинственного впечатления, скорее казалось, будто они отдыхают. Ведь солдат никогда так не отрывается от народа, как полицейский или жандарм, который вооруженное ремесло избрал себе профессией на всю жизнь. Пожилые уже побывали на фронте, молодых только призвали, и они старались манерами и поведением подражать небрежной непринужденности бывалых солдат. Они разгуливали в расстегнутых гимнастерках, сдвинутых на затылок головных уборах и без оружия. Этих ребят собрали с Альфельда, из Задунайского края – со всех концов страны, служили они в Шопроне в пограничном полку. Несколько дней назад их перебросили в шахтерокий поселок для поддержания' порядка. «Поддержание порядка»… Это не очень было по душе даже офицерам; это они считали унизительным для солдата. А рядовые думали: зачем поддерживать порядок, когда порядок есть! Они наслаждались тем, что нет учений, нет ходьбы, и жили в свое удовольствие, дружили с местными жителями. И пили. Уже в Банфальве мы увидели целую ораву у трактира; само помещение было набито до отказа, бутылок с пивом становилось все меньше, было очень жарко…

Дорога шла опушкой леса, в долине среди высоких гор, и постоянно поднималась. Мы шли уже около получаса, и я оглох. Я спросил Белу – он оглох тоже. Во время войны я в Карпатах испытал то же самое: когда дорога поднимается вверх, в гору, и опускается вниз, на равнину, ухо человека реагирует на разницу в давлении воздуха. Мы шли по узкой, неудобной, выложенной булыжником дороге, но пыли не было. Полдень уже миновал, а роса здесь еще не высохла. Сияло солнце, но там, где тени было больше, на кончиках листьев сверкали кристальные водяные капельки. Среди гор, в лесу, ветра не было; душила июльская жара. Влажная жара, как в джунглях…

Солдаты стояли по обочине дороги или лежали на густых, цветущих лужайках. Поющая, гикающая группа солдат шагала нам навстречу; они шли, взявшись под руки, и заняли вширь всю дорогу. Мы обошли их, они недолго смотрели нам вслед, без особого внимания.

Я полагаю, их не очень интересовали ни поимка беглецов, ни награда. «Все равно нет счастья бедному солдату!..» Но надо думать, что мы сильно изменились; лишь опытный сыщик мог угадать по нашим безусым лицам, по измененной одежде тех двух мужчин, которые бежали из Ваца и шагали по шоссейным дорогам в коричневых парусиновых костюмах.

Когда мы по пути в Банфальву повстречались с первыми солдатами, наши сердца чуть-чуть ёкнули; позднее мы привыкли, ибо видели, что серьезной опасности нет, и всё с большей уверенностью шли им навстречу. Мы даже, как принято, здоровались с ними.

Если мне не изменяет память, дорога от Шопрона до Бреннберга тянулась добрых два часа.

Мы уже почти дошли до конца, уже показался на равнине, расстилавшейся среди гор, маленький старинный шахтерский поселок, когда обратили внимание на то, что сзади доносится резкое тарахтенье машины – звук мотора, с трудом одолевавшего гору. Но мы уже чувствовали себя в безопасности, ведь мы привыкли – это была все та же опасность, которая возникала с появлением каждой новой группы солдат. Машина? Наверное, везет провиант солдатам. И я лишь на всякий случай, просто из предосторожности, сказал Беле:

– Давай отойдем в сторонку, пусть она пройдет!

Мы перескочили через узкий, поросший травой овраг и стали за деревьями. Лес был кустистый, густолиственный, дубовый, но, когда мы удалились от Шопрона и приблизились к Бреннбергу, в нем все чаще стали появляться высокие сосны.

Едва мы укрылись под ветвями стоящего с краю дуба, как мимо нас промчался знакомый караван. Две большие открытые офицерские машины и позади – мотоцикл с коляской. В передней машине рядом с шофером я увидел Тамаша Покола. Он как раз смотрел в нашу сторону; быть может, он раньше видел, как мы свернули с дороги? Мне показалось, что взгляды наши на секунду встретились. И словно бы в его глазах вспыхнул огонек…