Они вступили в просторную, хорошо нагретую, комнату эллипсообразной формы, без окон, в которой было светло, как днем. Четыре широких ступени вели к устроенной у дальней стены эстраде, на которой стоял огромный стол, покрытый черной бархатной скатертью, отороченной золотой бахромой с такими же кистями по углам и с вышитыми золотом и серебром фигурами по середине. На самом видном месте стояла золотая статуя сатаны около метра вышиной. Он был изображен с козлиной мордой, с торчащими по сторонам острыми ушами и с круто расходящимися в стороны рогами, между которыми была укреплена пятиконечная звезда. Ноги были лохматые, с раздвоенными копытцами. По бокам статуи возвышалось по одному серебряному многосвечнику из типа тех, которые евреи в свои праздники зажигают у себя в домах. Тут же лежали толстые книги в кожаных переплетах и небольшой сверток бумаг.
Все это Липман сразу окинул беглым взглядом.
Его особенное внимание привлекли тогда стены и куполообразный потолок, сверху до низу расписанные картинами и прекрасно освещенные множеством матовых лампочек, расположенных в симметричном порядке. И хотя Липман был близорук, но при мягком, ровном свете, напоминающем дневной, успел рассмотреть на них сплошь кощунственные изображения из истории земной жизни Спасителя, Божией Матери, ветхо и новозаветных святых.
Липман понял, что попал в одно из мест, в которых собираются сатанисты. Любопытство его было возбуждено. Он даже с некоторым облегчением подумал, что, может быть, сегодня совершится здесь черная месса. И если он угадал, то лучше пусть совершится она, чем заговорщицкое заседание. Дикис, встретивший его, как равного, отменно любезно и приветливо, тотчас же представил его всем, находившимся в комнате. Их было вместе с Дикисом одиннадцать, Липман двенадцатый.
Все были сплошь евреи, все во фраках и цилиндрах и все люди, перевалившие за средний возраст, а иные совсем старики. Как впоследствии узнал Липман, все это были "тузы" из той денежной международной плутократии, которая распоряжается судьбами человечества. И тем более удивило его присутствие среди этого привилегированного сборища человека, совершенно не похожего на всех остальных, и, несомненно, к их обществу не принадлежащего.
На вид ему не было и 40 лет. Поношенный фрак на его большой, брусообразной и мясистой фигуре сидел мешковато и, видимо, обладателю его было тесно и неудобно в нем. Отменно белое, без кровинки, но здоровое, широкое и плоское лицо его с крупным носом, от самых висков и губ обрамлялось чрезвычайно густой, светло-рыжей, доходившей до половины груди, кольцами крученой бородой. Густые завитки этой удивительной бороды от щек, подбородка и губ висели прямо вниз наподобие немецких сосисок, тесно одна к другой нанизанных на шнурке. Из-под цилиндра, который был мал для его большой головы, с висков низко на щеки кольцеобразными букольками спускались рыжие пейсы. Это был тип, по капризу судьбы или по недоразумению, как будто только что выпрыгнувший из библейской эпохи и ничего общего не имеющий с современностью.
"Зачем этот затесался сюда, в нашу среду бритых, надушенных, расфранченных? – подумал Липман. – Ему бы древнюю, широкую фарисейскую одежду с длинными воскрилиями, [7] [7] .Воскрилии – сине-багровые кисточки ("цицит"), которые иудеи должны пришивать к углам одежды, имеющей четыре угла для постоянного напоминания о заповедях. Фарисеи в отличие от других делали их очень длинными
а на лоб и руки тфилины". [8] [8] Тфилин – две коробочки с пергаментными свитками с отрывками из Торы. Евреи носят их во время молитвы на лбу и на руках.
На эстраду поднялся председатель – маленький, тщедушный, с искривленными спиной и плечами, на вид совершенно ничтожный старикашка, с лысой головой, в очках, болезненно бледный, с большими, как у нетопыря, прозрачными ушами.
Все сели на поставленные перед эстрадой в один ряд стулья.
Председатель, старческими руками роясь в бумагах и растягивая слова, на французском языке, в котором Липман был недостаточно силен, сказал краткую речь о политических достижениях Израиля за последние месяцы и прочел программу предположенных действий в ближайшее будущее.
Видимо, присутствующие были заранее осведомлены обо всем том, о чем говорил им старичок и на лицах всех выражалось нетерпеливое ожидание конца.
Липман подметил это настроение и не ошибся.
Не успел под вялые рукоплескания сойти со своего места председатель, как Липман, сидевший на самом крайнем стуле справа, подняв голову, увидел женщину или девушку, сбросившую с себя дорогое манто и уже совершенно голою, видимо, привычной поступью поднимавшуюся по ступенькам эстрады… Она была очень молода, очень хороша, высокого роста и великолепно сложенная. На столе она легла на спину, головой к подножию статуи сатаны. Поза ее была до крайности цинично-бесстыдная… Тотчас же звезда, многосвечники и статуя сатаны осветились множеством кроваво-красных лампионов. Дьяволица тоже была точно только что искупавшейся в ванне из свежей крови. Козлиная голова статуи со слегка разинутой пастью и прикушенным языком, с глазами из крупных аквамаринов, казалось, похотливо взирала на распростертую красавицу. Старички столпились около женщины и со страстью целовали ее ступни, голени и колени.
Читать дальше