Айбек - Навои

Хотя Хусейн Байкара в государственных делах редко вспоминал «установления» Тимура, в подобных собраниях он оставался верен традициям своего великого предка. Однако как ни старался султан Хусейн следовать Тимуру, время и среда внесли большие перемены. На пирах хромого завоевателя простота кочевника соединялась с необыкновенной пышностью. В те времена повара на огромных блюдах приносили зажаренные целиком жирные конские туши и громоздили их посреди комнаты, словно горы. Затем стольники руками, до самых локтей затянутыми в кожу, тут же на глазах присутствующих отрывали куски и раздавали гостям. Каждый должен был унести часть своей доли домой; считалось принятым растаскивать кости с блюда и грызть их. Но вино было не всегда; попойки устраивались не часто. Зато если принимались пить, то пили без меры, как пьют кумыс на летовках. Огромные, грубые, неуклюжие, простодушные богатыри, большей частью в монгольских одеждах, требовали на пиру друг от друга бесстрашия, выносливости и благородства. У кого оставалась в чаше хоть капля вина, тот должен был выпить одну за другой девять чаш не перевода духа. Если же из последней чаши можно было выцедить хоть одну каплю, — пей еще девять чаш.

У Хусейна Байкары тоже считалось, непреложным правилом пить, не оставляя ни капли, но правило это зачастую не соблюдалось. Наказанию подвергали только изредка, ради увеселения присутствующих.

Вино развязало языки и оживило пирующих. Время от времени поэты вставали с мест и, торжественно подняв чаши, декламировали стихи, сочиненные тут же или приготовленные заранее специально для данного случая. Оркестры, состоявшие из гиджака, тамбура, ная, лютни, бубна и других инструментов, исполняли арабские, персидские, турецкие, тюркские мелодии. Певцы пели песни, плясуны в праздничных одеждах летали среди широкого круга зрителей.

С наступлением сумерек зажгли свечи в золотых подсвечниках. Ковры, кубки, рубиновое вино, росписи на стенах — все засверкало. Собрание оживилось еще больше. Любители выпить наполняли чаши, не давая виночерпиям передохнуть. Хусейн Байкара выпил очень много, но был совершенно трезв. Чтобы поднять настроение, он то и дело предлагал гостям пить, но при этом украдкой следил за поведением каждого. Следуя своему обычаю, он поднялся с места и вышел через заднюю дверь, чтобы немного подышать чистым воздухом; он исчез так внезапно, что многие сначала даже и не заметили его отсутствия.

Маджд-ад-дин как будто только и ждал этой минуты; проскользнув через другой выход, он быстро юркнул наружу. Среди деревьев при бледном свете луны Маджд-ад-дин увидел Хусейна Байкару; он смиренно приблизился к султану и почтительно попросил уделить ему минуту внимания.

— Пойдем, послушаем вашу просьбу, — равнодушно ответил Хусейн Байкара и направился к маленькому домику;.

В это время позади султана, шагах в десяти от него, возникли две огромные тени: Маджд-ад-дин вздрогнул и запнулся, не зная, идти ли ему дальше или остановиться. Это были два страшных телохранителя государя Дулана и Будана. Где бы ни находился султан Хусейн, они всегда, особенно по ночам, следовали за ним, ловко прячась от людских, глаз. Про Будану и Дулану с полным правом можно было сказать: «Семь дедов — палачи, семь бабок — ведьмы». Оба были живым воплощением грубой силы; при одном звуке их имен людей бросало в дрожь. Руками этих рабов государь вершил свои темные кровавые дела.

Хусейн Байкара насмешливо посмотрел на Маджд-ад-дина. Будана и Дулана мгновенно скрылись, словно тени!

Государь вошел в маленький, богато украшенный домик. У Маджд-ад-дина еще тряслись ноги; не спросив даже разрешения, он присел против государя на корточки.

Теперь Хусейн Байкара уже очень захмелел. Прищурив пьяные глаза, он начал бестолково болтать, перескакивая от государственных дел к своим личным, намекал на свое недовольство некоторыми из приближенных и без основания хвалил других.

Пьяная откровенность государя ободрила Маджд-ад-дина. Следуя пословице «Куй железо, пока горячо», он начал всячески восхвалять султана и несколько раз повторил, сложив руки на груди:

— Я — самый верный пес у высокого вашего порога.

— Верные люди всегда увидят от меня благо, но горе неблагодарным! — отвечал Хусейн Байкара.

Грудь Маджд-ад-дина, казалось, не вмещала его преданности, верности и любви.? Он поднялся на ноги и почтительно произнес:

— Великий хакан! У вашего презренного раба есть для вас подарок. Уповаю, что вы его примете, чем вознесете до небес сердце вашего слуги…