Млалей обернулся на голос:
-Можешь посрать сходить. Только бумаги тебе не выдам. Так что пользуйся свежим снежком. Вот тебе и развлечение.
Отделение тихо захихикало. Тихо, потому что все, в немецком тылу уже...
-Воздух! - сдавленно крикнул кто-то.
С северо-запада донесся басовитый гул.
Через несколько минут, едва не касаясь макушек деревьев, над бригадой проползли три огромных самолета.
-Транспортники... - вполголоса, как будто его могли услышать пилоты, сказал Юрчик.
-Юнкерсы? Полсотни два? Да, товарищ младший лейтенант? - спросил его самый мелкий в отделении - семнадцать лет, почти сын полка! - Сашка Доценко.
-Да, немцы их тетками кличут...
Последняя 'тетушка' уже уползала дальше, в сторону Демянска, как вдруг, раздался выстрел, второй, третий!
-Бах! Бах! Бах!
СВТшка!
А самолет так же величаво удалился. Как будто бы и не заметил...
-Кто стрелял?! Кто стрелял, твою мать?!
-Писец котенку, срать больше не будет... - меланхолично сказал Шевцов.
Вокруг забегали, засуетились люди.
Минут через пять к командованию бригады потащили провинившегося.
Заборских зло посмотрел на провинившегося косячника. А потом повернулся к своему отделению:
-Стрельнут сейчас паразита. И поделом. Чуть всю бригаду не спалил, урод. Ты, Доценка, скажи-ка мне - кто такой десантник?
-Десантник есть лучший советский воин, товарищ сержант!
-А что значит лучший?
-Значит самый подготовленный в плане стрельбы, рукопашного боя, знания уставов...
-И?
-И дисциплины, а также морально-политической подготовки!
-Молодец, Доценка! Оружие в порядке?
-Обижаете, товарищ командир!
-Немец тебя как бы не обидел.
-Я немца сам обижу, мало не покажется!
Заборских покачал головой:
-Сомневаюсь... Покажи-ка оружие.
Доценко протянул 'Светку' настырному, как казалось, командиру отделения.
А в небе опять загудело.
-Суки! - чертыхнулся кто-то, когда над лесом пронеслась тройка 'Юнкерсов'. Но уже не толстых 'теток'. А лаптежников-пикировщиков.
Правда, в пике они не заходили. Начали, твари, работать по площадям.
Мелкие бомбы сыпались горохом. То-тут, то-там - Бум! Бум! Бум!
Один особо близкий разрыв накрыл сержанта Заборских снегом, крупицами земли и мелконькими щепочками.
Хорошо, что не видели куда бомбить, твари!
И так два часа! Одна тройка улетит, другая прилетит! И с места не двинуться...
**
-Расстрелять к чертовой матери дурака! - орал Тарасов. - Не успели в котел войти - уже потери! Сколько?
Командир бригады резко повернулся к подошедшему начальнику медицинской службы.
-Девятнадцать убитых. Двадцать шесть раненых. Тяжелых десять, товарищ подполковник.
-Урод! - Тарасов схватил за грудки невысокого белобрысого десантника. - Ты понимаешь, что натворил? Два взводы вывел из строя. Два взвода! Из-за таких как ты вся операция под угрозой срыва.
Парень только хлопал белесыми ресницами.
-Расстрелять!
Пацан вдруг заплакал и попытался что-то сказать, но бойцы комендантского взвода подхватили его под руки и потащили в сторону.
-Товарищ подполковник, можно на пару слов? - комиссар бригады отвел в сторону Тарасова.
-Ну? - требовательно бросил подполковник, когда они отошли в сторону.
-Ефимыч... Не горячись. Не к добру парня сейчас расстреливать.
Тарасов прищурился и посмотрел на военного комиссара бригады Мачихина - крепкого здорового мужика огромного, по сравнению с невысоким командиром, роста. Почти на голову выше. Со стороны смотрелись забавно - маленький, подвижный, похожий на взъерошенного воробья Тарасов и основательный, неторопливый медведь Мачихин.
-Александр Ильич, не понимаю вас! - выдержал официальный тон Тарасов.
-Ефимыч, - не сдался военком. - Сам посуди, ну расстреляем мы парня. Что о нас другие думать будут? Пойдут за тобой в огонь и в воду, зная, что за любую ошибку тебя могут перед строем поставить и петлицы сорвать? А?
-Ильич, тут не просто ошибка. Он всю бригаду, все наше дело под монастырь подвел.
-Ну, положим, еще не подвел. Немцы нас все равно не сегодня, так завтра бы обнаружили. Согласен?
-Это не отменяет девятнадцати, слышишь, Саш - ДЕВЯТНАДЦАТИ похоронок.
-Понимаю. Но и парня понимаю. Сгоряча. Не выдержал. Первый раз в деле. А тут эти летят как дома. Я сам, признаюсь, за наган схватился.
-Но стрелять-то не начал?
-Ефимыч, парню - восемнадцать. Он кроме мамкиной, больше никаких титек не видел. Отмени расстрел. Прошу тебя. Не как комиссар. Как человек. Помяни мое слово, отработает он и за себя и за погибших.
Читать дальше