Райдо Витич - Противостояние

Христа ради, дядечка.

— Заходи, — бросил, оглядев двор.

— Да я тут, — носом шмыгнула. — Натопчу, ругаться, поди будите.

Она еще надеялась на что-то, еще верила, что выкрутится, а душа ныла от

предчувствия непоправимой беды с Пантелеем.

Мужчина схватил ее за шиворот и толкнул в дом. Тут же ее перехватили другие руки

и впихнули в знакомую комнату. За столом сидел лейтенант и барабанил пальцами по

столу. У окна ходил еще один мужчина в гражданской одежде.

Лену обыскали, подали аусвайс офицеру. Мужчина просмотрел бумагу, на девушку

уставился, кивнув тому, что у окна бродил.

Тот встал напротив Лены:

— Ты пришла к сапожнику?

— Да!… Нет! — головой затрясла. — Я мимо шла, мамка у меня пропала, вот и

шукаю какой день. А ботинки совсем развалились! Холодно, дяденька, мерзну. А

тута вывеска с сапогом, ну я и зашла, авось чего старое ненужное есть? Ну,

погонят так погонят, а если и дадут? Так что, дядечка, сапоги может какие есть?

— протараторила с самым невинным видом, а тело ходуном от дрожи ходит.

— Ты встретишь сапошник, — бросил офицер и встал, кивнул остальным.

Лену выволокли на улицу, потащили под конвоем неизвестно куда. Она семенила

зажатая автоматчиками и объясняла, умоляла, внутренне кривясь от ненависти и

презрения, и затихла, завидев комендатуру — некогда барскую усадьбу. Поняла —

конец.

Ее отконвоировали в большой зал с колоннами, где наверняка под Новый год

собирали пионерам утренники, отмечали восьмое ноября и Первомай. Но сейчас здесь

засели немцы — СС. У зажженного камина за столом сидел лощеный майор и что-то

писал, поглядывая в бумаги, через пенсне.

Лену толкнул к нему:

— Взяли на явке, господин штурмбанфюрер, — доложил лейтенант.

Пожилой оглядел девушку и поморщился:

— Большевики совсем выдохлись, если задействуют детей.

— Так точно, герр штурмбанфюрер.

— Позови Штеймера, пусть займется. Пусть выбьет из них все что возможно и

невозможно. Я, в конце концов, хочу знать, где засели партизаны!

— Узнаем, господин штурмбанфюрер.

Мужчина вышел, брезгливо поморщившись. С Лены стянули ватник, усадили ее на стул.

Она поправила подол юбки, продолжая играть роль дурочки, но понимала, что

церемониться с ней не будут. А что будет, думать не хотелось.

Колотило от страха, до одури мутило, живот скручивая, и никак с ним справиться

не могла.

В залу зашел здоровяк в форме унтер- ефрейтора — симпатичный, улыбчивый.

Подвинул стул к Лене, сел и спросил почти без акцента:

— Как тебя зовут?

— Олеся, — закивала.

— Настоящее имя?

— Как это, дядечка? Какое мамка с папкой дали, — глаза распахнула, наивность

изображая. И понимала, не надолго ее хватит роли играть, уже еле держится.

Страшно до одури — зубы и то клацают.

— Карашо. Вижу ты смышленый девушка. Расскажи мне, кто тебя к сапошнику

направил?

— Так никто, дядечка! — клятвенно прижала руки к груди. — Я же объясняю,

глядите чего с обувкой-то. А холодно ж! — выставила ноги в разъехавшихся

ботинках.

И полетела со стула. Сбрякала челюстью у сапог караульного.

Неслабо ударил ее ефрейтор — в голове загудело, не сразу подняться смогла.

"Все. Закончились разговоры", — поняла и, мурашки по коже прошли, в

предчувствии пыток, побоев. Страшно боли было, еще страшнее выдать, не выдержав.

"Хоть бы убили сразу!"

Ее подняли, на место посадили.

Лена губы потрогала — кровь, щиплет ранки.

— Будем говорить?

— Так я… говорю, — просипела.

— Отвечай: когда и как ты знакомился с сапошник.

— Да не знакомилась я с ним! — взвыла плаксиво и… опять улетела. В себя

прийти не успела — обратно посадили.

— Ты есть врать, — покачал пальцем перед ее лицом мужчина. — Мне нужен правда.

Говоришь — живешь. Все просто. Зачем такой молодой красивый девушка неприятность?

Думай.

Откинулся на спинку стула, заговорил с лейтенантом, давай Лене время прийти в

себя.

Драгоценные пара минут — на что их потратишь?

Коля, — зажмурилась, дрожа от боли и страха.

Глаза открыла — немец ей улыбается:

— Думал? Отвечать? Кто слал тебя сапошник?

— Да не кто! И знать я его не знаю! — выкрикнула всхлипнув, сжалась невольно,

понимая, что сейчас ее ударят.

Но лучше бы действительно ударили.

Ефрейтор послал за Пантелеем и каким-то инструментом. Лене вовсе плохо стало,

поняла, будет что-то из ряда вон. Выдержит ли? Страшно было, но чего больше —