Райдо Витич - Противостояние

— На той стороне за насыпью еще засели!

— Вижу!

Лена к вагону рванула, подпрыгнула на ступени, сберегая ноги от пуль, что

вгрызлись в насыпь. Прижалась к доскам, осторожно выглянула — так и есть,

толстяк какой-то палит, и к хвосту небольшого состава — вагонов десять, еще

шесть фрицев за колесами позицию держат.

Грохнула одиночным по толстяку, прямо в глаз, как только увидел ее.

— Живы там?! — ногой в вагон бухнула. Тихо. Сомлели все?

Кто-то из ребят уже к вагонам подлетел, сбивал прикладами замки, кто-то в хвосте

фашистов дочищал. Ленка спрыгнула, помогла первый вагон открыть и понять ничего

не успела — очередь полоснула, Перемыст только встать успел, собой девушку

прикрыв — в грудь и получил. Ленка вниз и его под вагон от открывшегося огня.

— Минаметчик, падла, — прохрипел Антон. Девушка рану ему зажала, бледная как

смерть, губа тряслась от жалости и, взгляд молил: не умирай, а? Не умирай!!

Вслух другое сказала:

— Докаркал, поп? — само как-то вышло.

— А чего? — прохрипел. — Живой. Притчу, знаешь?

Лена чуть не заревела: какая притча?! У тебя грудь пробита!! Ребят этот гад

крошит!!

А тот свое:

— Молился апостол Андрей: Господи, говорит… Посмотри сколько бед вокруг,

сколько людей недужных, умом сирых… калек, нищих…несчастных… Почему не

поможешь им?.. — он говорил все тише и Лене приходилось клониться к нему все

ближе. Перемыст схватил ее окровавленной рукой за ворот и прохрипел. — И

ответил Господь…чтобы помочь им… Я создал тебя!

И обмяк, рука на насыпь упал, взгляд стеклянный в днище вагона уперся.

Лена застыла. Накрыло ее горечью и болью от потери, осознание, что из-за нее

мужчина погиб. И неверие в душе, хоть тормоши Антона и требуй: вставай! Не мог

погибнуть, не мог!! Ведь только разговаривали, про полицаев на болоте, которые

служить немцам больше не хотели!… И сквозь безумную тоску слова голосом

Перемыста проникли: "чтобы помочь им, я создал тебя!"

— Я поняла, — прошептала, погладив холодеющую щеку. — Я все сделаю. За нас.

За тебя. Прости меня…

И развернулась, скользнула на спине глубже под вагон, дала очередь, разнося

днище в щепки. Те полетели, вонзаясь в лицо, но миномет затих.

Вынырнула — Петя с одной стороны вагона стоит, ждет, она с другой. Кивнули друг

другу и развернувшись, с двух автоматов, очередью полоснули. Тихо. Парень влез:

— Все! Дохлые, суки!

Миномет подлетевшим бойцам сунул, и ящик:

— Боеприпасы, братва!!

— Разобрали!! — проорал Прохор.

Лена с Косте Звирулько прикладом замок с другого вагона сбили, открыли, готовый

выстрелить, а внутри людей как селедок в бочке. Смотрят молча, испуганно.

— Ну, что? В Германию или домой? — спросил Костя, видя что те выйти не

решаются. Услышали его и, как прорвало — пацаны, девчонки на насыпь ринулись, к

партизанам, волной в разномастной одежде:

— Родненькие!! Ой, родненькие! — заплакала молодуха в цветастом платке.

— В лес!! Вагоны, братцы, опростать!!

Вагоны вскрывали и из них сыпала молодежь. Кто-то бежал в лес, кто-то к

партизанам шел, подбирая оружия. А те ящики на себя взваливали, сколько могли в

отряд понесли. Освобожденные присоединились — весь вагон вычистили, до

последнего ящика подобрали.

Ушли два отделения, в лес вернулись не меньше пяти. Молодняк, понятно, зелень, а

все равно пополнение. "Боевые единицы", — гордо плечи расправил Прохор. Но горд

доставшимися по случаю боеприпасами был.

Антона Перемыста, Павлика Ржева, Васю Капруна, погибших в том бою, похоронили

недалеко от отряда, залп дали:

— Вечная память вам, братья.

Саша плечо Лене рукой сжал: держись.

— Хороший мужик был.

Та покосилась на него и к Пете подошла:

— Ты про парней на болоте говорил. Пошли к ним.

У того чуть лицо вытянулось:

— Вступишься?

— Посмотрим. Пошли.

— Что так передумала?

— Долг у меня.

Петя кивнул. Поплелся, за собой девушку увлекая:

— Хороший мужик Антон был, — заметил грустно.

Лене вспомнился Перемыст, как он на переправе в сорок первом ворчал, как на

аэродроме дрался, как вылетела Пчела на него при облаве и чуть прикладом не

убила. Как яблоки ей в госпиталь таскал, картошины у костра чистил и подавал…

— Не был, а есть, — ответила глухо. — Из мира ушел, а в душах и памяти

остался. Потому жив, понял?!

Парень серьезно посмотрел на нее и кивнул:

— Правильно.

К ночи они трех доходяг с болот привели. Оборванные, голодные, испуганные,