Сяошэн Лян - Исповедь бывшего хунвэйбина

Обе стороны взаимно обменялись лозунгами:

«Учиться у революционных парикмахеров!».

«Учиться у революционного персонала закусочной!».

«Привет революционным парикмахерам!».

«Привет революционному персоналу закусочной!».

Это привлекло внимание многих прохожих, которые останавливались вокруг, чтобы посмотреть на это мероприятие.

Я случайно остановил взгляд на пространстве перед входной дверью в «Хуачжицяо». Меня охватило чувство, которое можно назвать: «если все человечество пьяно, то я тоже пьян». Удрученный происходящим, я торопливо перешел улицу и неожиданно увидел, что на стену закусочной «Лоюянь» тоже наклеивают два больших листа красной бумаги. Не имея намерения читать их, я все же не смог подавить любопытство, остановился и стал бегло просматривать.

На первом листе было «обращение к революционным массам закусочной «Лоюянь», впереди которого размашистым почерком вписана цитата: «Золотую чашу содержи в порядке, на земельном наделе трудись изо всех сил». Эта закусочная в целях стимулирования изменения мировоззрения революционных клиентов, начиная с сегодняшнего дня, не будет убирать столы, мыть пиалы и палочки для еды. Персонал не слуги клиентов, закусочная должна обслуживать семьи. Клиенты обслуживают себя сами, только в этом случае появится самый лучший социалистический строй, в котором все люди равны...

В моих карманах никогда не было столько денег, чтобы можно было съесть блюдо в закусочной. Поэтому то, что персонал призывал клиентов также съедать всю пищу, не оставляя объедков, и в этом видел преимущество социализма, меня никак не касалось. Да и стригся я всегда только наголо или делал ученическую прическу, при этом никогда не пользовался такой услугой, как помывка головы, чтобы сэкономить один мао, поэтому и этот призыв «Хуаюцяо» ни на йоту не затрагивал мои интересы. Впрочем, любая модель каждого парикмахера, старательно делающего свое дело, неизбежно вызывала в моем сознании уважение и почтение к ним. Что касается социализма, то я про себя думал, что мы занимаемся им уже столько, сколько я прожил на свете, но все время делаем неправильно. Даже идея «служить народу» требует новых дискуссий, а все это только приносит людям разочарование. Волей-неволей чувствуешь глубокую досаду за свою республику.

Раздосадованный я продолжил свой путь домой. Проходя мимо большого желтого многоэтажного дома, я увидел, как собравшаяся перед ним толпа кого-то избивала.

Желтая многоэтажка одной стороной выходит на улицу. Моя семья жила в маленьком переулке за многоэтажкой. Она построена совместно провинциальным обществом писателей и театром песни и пляски как общежитие. Но писатели здесь почти не жили, только артисты. Дацзыбао на стене дома сменялись трижды в день. Их наслоение достигало толщины трех досок! Дацзыбао на этом доме в сравнении с другими вызывали беспредельный интерес у прохожих, а для простого населения нашего переулка поставляли богатый материал для веселых увлекательных бесед. Писатель Н. — бродяга по природе, артистка такая-то всегда была «драным башмаком», певица такая-то — любовница В.… Некий деятель из кругов культуры и искусства, как достоверно известно, обладает «дурными качествами», ведет темные дела и способен высосать из пальца все, что угодно, с помощью дацзыбао разоблачен принародно. Простые городские жители потешались вдвойне. Об этом передавали из уст в уста и переписывали, без устали отводили душу.

— На желтом доме есть какие-нибудь интересные дацзыбао?

— Быстрей пошли, посмотрим, там расписали, как живет Н.!

— Да? Тогда сейчас поужинаю, и можно будет сходить!

— Сейчас как раз кто-то наклеивает новые дацзыбао, если ты поужинаешь и потом пойдешь, то едва ли уже увидишь!

— Тогда я не буду ужинать!

Родителям живших в нескольких переулках семей не однажды приходилось хватать за руки или за уши своих детей — учащихся младших и средних школ, мальчиков и девочек — и утаскивать домой, жестоко избивая и предупреждая их, чтобы больше не читали дацзыбао на желтой многоэтажке. Боялись, что мальчики и девочки из тех дацзыбао наберутся всякой дряни. Но даже побои не приносили пользы. Мальчики и девочки после избиений с трудом меняли «дурные привычки».

Каждый раз, когда я проходил мимо желтого дома, всегда хотелось остановиться и почитать те дацзыбао. У меня семнадцатилетнего юноши, были очень смутные представления о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной вроде бы что-то знал и вроде не знал, чувствовал, что, раз это тайна, то стыдно интересоваться. В глубине сознания копошилась зависть. Так как в романах не пишут о том, что бывает между мужчиной и женщиной, а в дацзыбао пишут, и поскольку те мужчины и женщины не персонажи из романов, а персонажи, которые живут в желтой многоэтажке (к тому же, если я захочу, то, когда он или она будет входить в дом или выходить из него, могу безнаказанно крикнуть что угодно ему или ей, плюнуть в лицо ему или ей), то я могу косвенно получить моральное и даже физиологическое удовлетворение. Я часто читал их с душевным трепетом и покрасневшим лицом.