Сяошэн Лян - Исповедь бывшего хунвэйбина

Когда я с повязкой хунвэйбина на рукаве вместе с затаившим ко мне ревность Ван Вэньци возвращался из школы домой, он с тонким намеком спросил меня:

— Слушай, ты на помосте так классно сыграл свою роль, когда это ты научился? Когда научился? Самоучка! Я, насупившись, ответил:

— Не лучше ли не прибегать к такому слову, как сыграл? Каждый проявляет себя таким, какой он есть, без всякой учебы.

— Ну, будем считать, что это было проявление самого себя! Самовыражение! Не специально разыгранное! Тогда данное природой?

Мне все больше становилось это неприятным и я со всей серьезностью твердо заявил:

— Судить о проявлениях любого человека надо с учетом его постоянной классовой позиции, его идеологических пристрастий. Он с насмешкой ответил:

— Это действительно так? Или все же было притворство? Я тоже подпустил ему колкость:

— Ну, а ты бесконечно кричал «да здравствует Мао», это тоже было настоящее или притворство?

Он сразу посерьезнел:

— Отбрось подозрения! Неужели могло быть притворство?

Я тоже перешел на серьезный тон:

— Не делай другому того, чего себе не желаешь!

Больше он не стал ничего говорить.

Некоторое время мы шли молча, он глубоко вздохнул. Я видел, что он никак не может примириться с постигшей его неудачей, он не понимал, почему не мог вступить в организацию хунвэйбинов с первого раза. И, задав ему вопрос, я попал в самую точку:

— Скажи, ты немного завидуешь мне, что я сегодня надел повязку хунвэйбина, а ты — нет?

— Чертовски завидую! — ответил он.

Я никак не ожидал такого простодушия и сразу не нашелся, что сказать. А он продолжал:

— Ты не знаешь! В нашем дворе есть несколько учеников средней школы и все стали хунвэйбинами, только я один — нет. Ты не видел, как высокомерно и важно они держались передо мной! Как будто в нашей семье есть что-то такое, что подлежит осуждению. Ведь мой отец стал заниматься мелкой торговлей лишь перед самым освобождением. И я всерьез опасаюсь, что сейчас нашу семью начнут притеснять — с печалью в голосе сокрушался он.

— Ты же из красного окружения! Они не посмеют обижать тебя! — сказал я.

— Я говорил им, думаешь, они поверили?

Мы подошли к перекрестку, на котором надо было расходиться. Он стоял, опустив голову, молча негодуя. Видно было, что ему не хотелось так просто расстаться со мною.

— Почему ты так обеспокоен? Окружение красных — это же резерв хунвэйбинов, это равносильно, что быть кандидатом в члены партии, ты пройдешь испытательный срок и все! — успокаивал я его.

— Ты дай мне сегодня свою повязку надеть!

— Разве можно! Тогда я совершу политическую ошибку, для тебя это тоже будет политической ошибкой! — на самом деле сегодня я тоже мечтал войти в свой двор с красной повязкой хунвэйбина, чтобы все обратили внимание.

— Не имеет значения! Ты сначала зайдешь вместе со мной к нам в дом, но повязка будет на руке у меня. Там я верну ее тебе, и ты уйдешь домой хунвэйбином!

Он оказался достаточно проницательным, с ходу разгадал мои мысли.

Я заколебался, не мог отказать:

— Так и сделаем. Как раз было обеденное время, во дворе тишина, не встретили ни души, наверно, все обедали.

— Если бы вечером, было бы намного лучше, тогда все люди во дворе наслаждаются прохладой, — сказал мне вполголоса Ван Вэньци. Не достигнув цели, он разочаровался.

— Тогда давай хоть мать порадуй, и то ладно, — сказал я.

Он вдруг во весь голос закричал:

— Почему во дворе пахнет паленым? У кого горит какое-то тряпье?...

После его крика со всех домов и дверей повысовывались люди.

— А почему я не слышу?

— Я тоже не слышу!

— Ой, у меня у обогревательной стенки лежит куча одеял! — засуетилась одна из женщин и убежала в дом. Вскоре она выскочила во двор и объявила, — У меня дома все в порядке! Я думала, что одеяла загорелись!

Все стали принюхиваться, поворачивая головы во все стороны и говоря, что не слышат никакого запаха дыма.

Я понимал, что Ван Вэньци захотелось коварно пошутить, было желание засмеяться, да нельзя.

Ван Вэньци несколько раз притворно потянул носом воздух:

— Странно, когда мы только зашли во двор, я отчетливо услышал запах дыма горелых тряпок.

Одна старушка сказала:

— Пожар — дело серьезное, посмотрите получше! Однако взгляды некоторых уже устремились на повязку хунвэйбина.

Он нахально рекламировал себя:

— Мы, хунвэйбины, должны не только заниматься культурной революцией, но и показывать образцы в борьбе с огнем и воровством!