Дмитрий Колосов - Император вынимает меч

— Пусть остальные видят, что мы милостивы к тем, кто осознали бессмысленность вражды с Римом. Еще немного, и весь этот сброд побросает оружие!

Но «сброд» отчего-то не спешил этого делать. Он, напротив, усиливал натиск. Оглушительно крича, нумидийцы все яростней наскакивали на римлян, пуская в ход не только дротики, но порой и мечи — длинные, тонкие, легкие, со свистом рассекающие воздух. Италики один за другим падали наземь, но оставшиеся держались, держались, держались…

А вот Варрон и его турмы не устояли против могучих галлов. Навалившись со всей своей варварской неистовостью, галлы оттеснили римлян назад — на просторное место. Здесь наемники стали охватывать римлян, и те повернули коней, ища спасения в бегстве. Галлы с иберами бросились следом, но опытный Гасдрубал звуками труб остановил своих всадников.

— Наше место тут, где сражаются волки! — прорычал он. — Зайцами пусть занимаются нумидийцы!

Конная лава обогнула римский строй с тыла и начала накатываться на левый фланг римлян, где всадники Павла продолжали оказывать упорное сопротивление нумидийцам. Сам Павел к тому времени был уже ранен, — метко брошенный балеаром камень рассек консулу лоб, — но продолжал руководить боем. Кровь обильно заливала лицо и ручейками текла по груди консула, но тот не обращал на это внимания, выкрикивая команды. Сквозь пыльное облако Павел видел, что фаланга карфагенян пятится, что еще одно усилие, и она развалится.

— Держаться! — кричал консул. — Держаться!

Но удержаться было не суждено. Римляне получили сразу еще удара — и оба в спину. Всадники Гасдрубала обрушились на италийскую конницу, и в этот же миг нумидийцы, мнимые перебежчики, выхватили из-под пестрых одежд кинжалы и бросились на свою стражу. Она была немногочисленна и погибла сразу же. Подхватив свое сложенное в кучи оружие, нумидийцы попрыгали на коней и ударили в спину пехоте. Их было немного, всего пять сотен. Против них было пятнадцать тысяч триариев, но римляне не приучены отбивать натиск врага сразу с двух сторон — этому им предстояло учиться. И потому триарии смешались и начали пятиться, ломая строй гастатов и принцепсов.

Ганнибал заметил смятение, охватившее римлян, и понял, что план удался.

— Пора! — крикнул он трубачу.

Тот поднял к небу трубу — высокую, витую, кованую из звонкой мели. Разрезая грохот сражения, над полем пронесся рев. Повинуясь ему, ливийцы, до того притаившиеся в ожидании за краями фаланги, пришли в движение. Они устремились вперед и начали обходить громадный, уже неправильный четырехугольник римской пехоты. В этот же миг обратилась в бегство конница Павла, и Гаслрубал направил свои эскадроны на подмогу ливийцам, замыкая окружение.

И римляне вдруг обнаружили, что очутились в кольце из щитов и острой стали. Их конница была разбита и бежала, преследуемая нумидийцами. Кое-где всадники и успевшие вырваться из окружения легионеры пытались сопротивляться. Африканцы безжалостно истребляли их. Так погиб раненый консул Павел, отказавшийся принять помощь трибуна Гнея Лентула. Консул сидел на павшем коне, лицо его было сплошь окровавлено, правая рука висела мертвою плетью.

— Все кончено, — сказал он, отвергая предложение трибуна сесть на его лошадь. — Я останусь умирать со своими солдатами. Не хочу быть обвиненным народом или стать обвинителем Варрона, если тому удастся спастись.

Уже скакали нумидийцы, и Лентул, дернул поводья, спасая свою жизнь. Обессилевший Павел остался сидеть на трупе своего скакуна. Нумидийцы, не зная, что перед ними консул, забросали его дротами.

А Варрон спасся. С несколькими сотнями всадников он бежал прочь и был далеко от поля битвы, когда та еще не была завершена.

Десятки тысяч римлян, сбившись в беспорядочную толпу, тщетно пытались противостоять ликующему неприятелю. Еще можно было собраться в кулак и прорвать кольцо, но легионеры утратили строй и лишились способности к организованному сопротивлению. Командиры погибли, либо постыдно растерялись. Оказавшись предоставлены сами себе, воины только и могли, что отбиваться от врагов, которые были повсюду. С одной стороны подступали галлы и иберы, едва стоявшие на ногах, но из боя не выхолившие. С двух других атаковали свежие, полные сил ливийцы, натиск которых был особенно страшен. Сзади подпирали всадники, орудовавшие копьями, мечами и дротиками.

Избиение было столь долгим и беспощадным, что победители устали рубить своих врагов. А так как римляне не сдавались, то наемники без жалости убивали их, не щадя ни всадников, ни сенаторов, выделявшихся дорогими доспехами. Пал Гней Сервилий Гемин, командовавший центром римского войска, был дважды поражен в бок мечом и истек кровью отважный и безрассудный Марк Минуций. Погибли десятки сенаторов, сотни всадников, тысячи простых квиритов. Пятьдесят тысяч павших — такова была кровавая жатва карфагенян на поле у Канн. Лишь несколько сот воинов сложили оружие и были пленены.