Дмитрий Колосов - Император вынимает меч

— А конница? Думаешь, он случайно выбрал для битвы место, где есть простор для конницы?! — загорячился Павел.

— Что ж, у нас тоже есть конница. Она уступает вражеской числом, но не уступает отвагой. Она продержится ровно столько, сколько потребуется легионам, чтоб раздавить жалких наемников. Когда же неприятельские всадники развернутся, чтоб ударить нам в спину, все будет кончено. Им лишь останется покинуть поле битвы и признать свое поражение.

Лицо Павла выразило раздумье.

— Но тогда нам нужно растянуть крылья войска, чтобы коннице было труднее их охватить.

— Напротив, мы сожмем легионы в бронированный кулак. Восемь пальцев, стиснутые воедино! Такой кулак прошибет любую стену! И хватит тратить время на разговоры! Ганнибал уже нас заждался!

Лязгая доспехами, Варрон выбежал из палатки. Его приветствовали легаты и трибуны. Консул на ходу отдавал приказания. Затрубили трубы — большие причудливо выгнутые буцины. Знаменосцы подняли орлов и сигнумы. Поскакали всадники, ударили в землю подкованные гвоздями калиги. Тысячи и тысячи римлян стройными рядами шагали навстречу смерти. Шли те, кто были отмечены почетным званием консулов в прежние годы, шли сенаторы, числом почти сотня, скакали на добрых конях богачи из сословия всадников, мерно ступали рядовые квириты: земледельцы, ремесленники и торговцы — числом не счесть. Бок о бок с римлянами шли италики: из Капуи и Фрегелл, из Нолы и Аускулума, из Кум и Перузии.

— Вперед! Только вперед! — покрикивали центурионы.

Римские отряды переправлялись через реку, направляясь к малому лагерю, из которого уже выходили в поле когорты третьего легиона. Легаты немедленно развертывали отряды по плану, намеченному Варроном. Восемь легионов, числом своим за счет союзных войск равных шестнадцати легионам обычным, стали подле друг друга, образовав гигантский четырехугольник в тысячу воинов по фронту и в семьдесят рядов в глубину. Поле испещрилось квадратиками манипул, расставленными столь часто, что в глазах неприятеля они сливались в сплошную сверкающую оружием, пестрящую щеточками черных и белых перьев линию. На флангах разместились всадники — по десять турм на каждом. На левом стала конница союзников, которую возглавил Варрон, на правом — римская во главе с Павлом. Отряды легкой пехоты густой цепью выстроились перед основными силами, готовые встретить врагов стрелами, дротиками и каменными пулями из пращей.

Мертвое с ночи, поле ожило, задышало, зашумело, загрохотало. Воины били мечами о щиты, чтобы подбодрить себя, оглушительно ржали встревоженные кони, земля гудела от поступи многих тысяч ног и от топота копыт. Великий день для земли, алчущей свежей крови!

С другой стороны поля, между морем и берегом Ауфиды выстраивались карфагеняне. По приказу Ганнибала генералы не спешили разворачивать полки и стали делать это, лишь окончательно определив, как построились римляне. Если Варрон рассчитывал продавить середину неприятельского строя, то Ганнибал намеревался ковать свою победу на флангах, где против римской и италийской конницы стали соответственно испанцы и галлы слева и нумидийцы на правом крыле. Побежали вперед быстрые на ногу балеары, растягиваясь в цепь по всей линии фронта. Следом стали выстраиваться отряды тяжелой пехоты. В центре стали полуголые могучие галлы вперемежку с иберами, щеголявшими в белых с красной каймой туниках. По бокам от фаланги заняли место ливийцы. Они не стали разворачиваться в строй, но остались стоять в колоннах. Ганнибал поступил так неспроста: теперь в зависимости от развития ситуации он мог или укрепить ливийцами строй фаланги, для чего воинам требовалось лишь сделать полуоборот к центру строя, или удлинить фронт. Ливийцы были вооружены римским оружием, захваченным при Тразимене: карфагеняне уже имели возможность убедиться, что в бою против римлянина более прочих удобен скутум и схожий с иберским меч, более короткий, чем тот, каким обыкновенно сражались ливийцы.

Убедившись, что разгадал план сражения римлян, Ганнибал опасался за середину своего строя, какой предстояло выдержать натиск неприятельских легионов. Потому Ганнибал стал здесь сам в окружении тысячи отборных всадников, что должны были цементировать строй яростных, но не слишком упорных иберов и галлов. Видя подле себя самого Ганнибала, наемники ободрились и громкими криками приветствовали готовность вождя умереть рядом с ними.

Обе армии были громадны своим числом, и развертывание их продолжалось до самого полудня. Лишь когда солнце всползло к зениту, противники начали движение навстречу друг другу. Как раз в этот миг поднялся волтурн, южный ветер, нередкий в этих краях. Он дул в спину карфагенянам и в лицо римлянам. Когда пуны устремились в атаку, тучи пыли, взметнувшейся из-под бессчетного множества ног и копыт, обрушились на римлян, мешая им видеть, что творится вокруг. Но поначалу это не показалось Варрону большой помехой, тем более что легкая пехота римлян опрокинула балеаров.