Ступников Юрьевич: Всё к лучшему

Он даже и не успел понять, что происходит, став молодым активистом, весь в делах, когда началась большая война. И оказался в эстонской советской дивизии, воевавшей под Ленинградом. Когда часть вернулсь на Родину, его, как имевшего опыт боевых действий, оставили уполномоченным в глухой части республики.

– Будешь милиционером, – сказали ему. – Смотреть за порядком и помогать кому надо в борьбе с врагами.

А враги были. Они тоже хотели справедливости и равенства. Но для себя. И тоже во имя…

Родина – она, конечно, одна. Но почему-то у каждого своя. Это называется патриотизмом.

В Эстонии одни патриоты тогда уничтожали других. В зависимости от того, кто у власти. За нее, за власть над Родиной, и боролись.

Сначала вместе с русскими давили одних. Потом вместе с немцами других. И снова – первых, ставших последними.

Но власть забирает людей, а время им воздает.

Небольшие группы национальных партизан тогда «чистили» в лесах несколько лет кряду. Их было немного, и специальные отряды военных глушили «лесных братьев», как тротилом рыбу. Раз за разом. Как из небольшого озера. Выжившие затихли или стали просто жить.

А он так и оставался уполномоченным. К людям не цеплялся, сам не арестовывал, разбирал конфликты и доносы. Но не усердствовал. Он тоже хотел жить.

Между тем к концу сороковых годов партизанские группы заметно поредели и выродились в обычный бандитизм. Их семьи, как правило, уже вывезли в Сибирь, и опираться было не на кого. Каждый просто выживал. Оно, конечно, везде одинаково: что в лесу, что за лесом. Но когда травят, выжить труднее.

«Братья» приходили на хутора, забирали продукты, вещи и уходили. Вскоре никого и не осталось. Почти никого. В окрестных лесах продержался только один, последний. Сдаться он не мог, потому что во время большой войны расстреливал людей, которых он за людей и не считал.

А кто их считает, кроме армии, тюрьмы и избирательной комиссии? Да и то по головам или голосам.

Вот и бродил он, уже один, с оружием, одичав и еще более озверев. Грабил и даже насиловал. Ну да, эстонских крестьянок. Других не было. А они что, не женщины?

Выловить его не могли, а посылать целую часть для операции было накладно и не с руки. Свободных солдат у власти не бывает. Свободные – они не солдаты.

Но уполномоченный не мог спокойно спать, пока в округе шатается вооруженный человек, которому уже нечего терять. И тогда он вызвал к себе бывшего полицая, которого не тронули. Дернули поначалу, попугали, но оставили на свободе. Тот не убивал и не бил никого. Такой, как почти все в округе. Работать на хозяйстве не умел. Вот и разбирал конфликты и доносы. Тоже был уполномоченным. Только при немцах.

Они поговорили по душам. Это было нетрудно. И бывший полицай согласился найти и убить последнего партизана, ставшего от жизни такой уже бандитом. Бывший полицай тоже хотел жить.

И ушел в лес. Окрыленный и уже будучи секретным сотрудником. Значит, снова приобщенным к власти и к своему будущему.

Опять светлому. Как глаза слепца.

В лесу он нашел кого надо и рассказал, что власти пришли и за ним, но удалось бежать.

– Оставайся, – ответил, выслушав, партизан-бандит. – Вдвоем легче… – Он тоже хотел жить.

И в первую же ночь, а чего тянуть, бывший полицай достал наган, полученный от уполномоченного, и исполнил в затылок товарищу свой долг перед новой властью. На том дело и закрылось.

И пошла жизнь. И даже, со временем, слава. Потому как некий писатель, повинуясь огню сердца и подогреву заказа, написал книгу о борьбе с эстонскими «лесными братьями». На основе реальных событий. Была она документальной повестью, а не абы что, из головы. И там описывалась героическая операция уполномоченного по уничтожению самого матерого врага в округе, последнего «лесного брата». Без полицая, разумеется.

А потом, когда уполномоченный уже давно стал бывшим и ушел на пенсию, чтобы сажать не людей, а розы, все вдруг перевернулось. Эстония стала независимой, «лесные братья» – героями, а те, кто с ними боролся, – коллаборационистами и врагами.

И какие-то следователи и судьи, еще из бывших советских, по долгу службы, а не совести, подняли «дело» уполномоченного. Служба у них осталась та же, только долг поменялся. Это называется профессионализмом. И служением закону.

Юристы начали давить на старика, что на нем кровь. Не красная, конечно, а человеческая. Да еще героя-борца. Последнего партизана.

– Да вы что, – сначала удивился он. – Я никого не бил, не убивал. Выполнял свою работу, как и вы сегодня. Откуда эти обвинения?