Шамраев Юрьевич: Белый туман

В деревне, где я родился и вырос, нас не очень любили. По мнению крестьян, что своим потом добывали себе пропитание и ещё часть своих скудных запасов и урожая отдавали в замок, мы с матерью жили не зная нужды. И действительно, каждую седьмицу из замка приезжал воз с продуктами и одноглазый возчик заносил в наше жилище корзины с продуктами и мешки с углем, которым мы топили свою печь. Раз в 30 дней моя мать надевала свое праздничное платье, их у неё было несколько, и на пару дней уезжала в, по всей видимости, замок. За мной в это время присматривала наша соседка, тетка Эльга. После этих поездок мать всегда возвращалась веселой, от неё пахло дорогим вином, с полной корзинкой подарков и сладостей. Сладости она раздавала местной детворе, а подарки наиболее бедным семьям. Но все равно нас в деревне не любили.

В свои 13 лет я был уже рослым пацаном, и может быть благодаря неплохому питанию выглядел значительно старше своих сверстников, да и крепче. Я уже знал, от своих друзей, что мы пришлые и здесь нас поселил местный лорд лет 13–14 назад. Моей матери под страхом смерти было запрещено покидать деревню, кроме тех случаев, когда она уезжала в замок. Я рос вместе с деревенскими и практически ни чем от них не отличался. Мы вместе ходили в лес по грибы и ягоды, вместе ставили силки на местную мелкую живность, — кроликов и зайцев, вместе купались в мелкой речушке. Причем купались голышом и пацаны и девчонки вместе, купался вместе с ними и я, до недавнего времени. В один из вечеров, когда мы закончили ворошить сено, отправились на речку, что бы смыть с себя труху, пот и пыль. Как обычно разделись и бросились в воду. Когда я уже стал выходить, то заметил чуть в стороне от себя выходящую из воды Тойку, она жила через три избы от нас. Заметил и остановился. Она была чуть старше меня, но на голову ниже. А внизу её живота я заметил начавший уже образовываться темный мысок, да и на том месте, где должна быть грудь у неё появились маленькие холмики. Заметив, или почувствовав, что я её пристально разглядываю, она вдруг остановилась, покраснела, обозвала меня дураком и прикрыв руками низ живота и свою грудь бросилась к одежде, схватила её и убежала за деревья. Больше она с нами не купалась, да и я стал избегать совместных купаний, чем вызвал недоумение своих приятелей, но они объяснили все это очередной моей странностью. А странности у меня были. Главной из них считалась, и это признавали все в деревне от мала до велика, — мое умение не промахиваться. Кидал ли я палку, камень, или стрелял из самодельного лука, я всегда попадал в цель. Для этого мне надо было просто посмотреть на неё во время броска и все. А ещё я умел читать и писать, этому меня научила мать и у нас в избе была настоящая книга с молитвами Всеблагому, написанная на пергаменте и имевшая двенадцать листов. Это тоже было странным в глазах жителей деревни. Хотя были и свои плюсы. В некоторых случаях меня приглашали, за одну, две медные монеты, или десяток яиц, что бы я по писанному вознес молитвы Всеблагому, правда это происходило не часто, — когда кто нибудь женился, или у какой — нибудь женщины приходил срок рожать.

В деревне заметили, что если я читал молитвы, то роды проходили легко и без последствий. Так что уже к 11 годам я знал все молитвы наизусть, и мог обходиться без книги, но деревенские требовали, что бы молитвы именно читались, считая, что Всеблагой их так лучше слышит. Я не спорил и открыв книгу, делав вид, что читаю, творил молитвы по памяти.

Мать, видя, что я стал интересоваться девчонками и перестал участвовать в общих купаниях, вместо длиннополой холщовой рубашки, в которой я ходил постоянно, достала из сундука холщовые же порты и рубашку покороче, которую можно было или заправлять в штаны, или носить по верху. А можно было в жаркий день просто её сбросить и не оставаться голышом.

В один из жарких летних дней нашу деревню посетил лорд. Он появился в сопровождении свиты внезапно, когда все мужики и взрослые женщины работали в поле и деревня была под присмотром старших 14 летних подростков, к которым я ещё пока не относился. Вся ребятня попряталась с испугу, даже старшие ребята спрятались, а мне стало любопытно, я впервые увидел таких красивых лошадей и настоящих воинов. А так как наша изба стояла несколько на отшибе, то я прятаться не стал, и внимательно рассматривал всадников. От общей группы отделился один и направился в мою сторону. Ехал он не спеша, всем своим видом показывая, что его нечего бояться. Не доезжая до меня несколько шагов, он остановил коня и спросил, кто я такой, где все взрослые и почему деревня вымерла. Я ответил, что зовут меня Свен, что взрослые в полях на работе, а ребятня, что была оставлена присматривать за деревней, попряталась.