Станислав Десятсков - Когда уходит земной полубог

— Так и я государю доложил и думаю, Пётр Алексеевич мне поверил! — не без тщеславного самодовольства сказал Головкин, который, попав в ближайшее окружение Петра, мог теперь называть царя по имени-отчеству.

— Спасибо за правду, Гаврила Иванович, ободрил старика! Бардзо дзенкую! — Мазепа, забывшись, даже по-польски заговорил. Впрочем, оба они покоевые (один — бывший, другой — нынешний) и могут всегда понять друг друга как равные придворные чины.

— То-то я всем твержу, что по своему придворному уму новый русский канцлер — второй Соломон! У какого государя есть такой канцлер? Разве что у великого короля Генриха IV, говорят, Сюлли был. Так всё то в прошлом! — Гетман всё норовил прильнуть к ручке своего благодетеля.

— Полно тебе, Иван Степанович, полно! — окончательно смешался простодушный Головкин. — Да и не канцлер я ещё, а подканцлер, куда мне до покойного Фёдора Алексеевича!

— Быть, непременно быть тебе вскорости полным канцлером, Гаврила Иванович! И я тебе в том отныне прямой помощник! — Мазепа говорил так убеждённо, словно и не пускал слезу минуту назад! Снова перед Головкиным стоял могущественный вельможа, верящий в свою силу. Только вот при расставании Мазепа не сдержал тревогу и, как бы невзначай, переспросил:

— А где ныне тот клятый запорожец обретается?

— В Москву отправлен, там с него и допрос на дыбе снимем, дабы не завирался! — И, глядя на изменившееся лицо гетмана, Головкин утешил: — Да тебе-то бояться нечего, Иван Степанович, коли ты сердцем пред царём чист, яко голубь. Дай срок, снимем допрос в Преображенском и выдадим тебе болтуна с головой!

«Выдать-то выдадите, а вдруг что и спознаете? Тогда не запорожцу, а мне на дыбе висеть!» — Мазепа хмуро поглядел в спину поспешившего на царский зов Головкина. И ежели бы Гаврила Иванович на миг обернулся, он поразился бы лютой злобе, которая таилась в старческих глазах с густыми красными прожилками.

«Что же, по всему видно, нет у царя ко мне прежнего доверия! — размышлял старый гетман, возвращаясь из замка. — Потому и на военный совет пригласили с запозданием, чтоб свою стратагему мне не выдать. И что ещё может наболтать тот запорожец, что напал на след Згуры? Ну да посланца моего у москалей в руках точно нет, а что казак болтал, всегда легко представить простым оговором!» — сам себя убеждал Мазепа.

И всё же тяжело было у него на сердце, когда он воротился в свою резиденцию, расположенную в богатом шляхетском доме. Даже цветущий вишнёвый сад не порадовал сегодня гетмана.

А здесь ещё генеральный писарь Орлик огорчил его нежданной и смутной новиной: светлейший князь Меншиков, помимо его, Мазепы, воли, приказал компанейскому полковнику Танскому выступить в поход и соединиться с русскими драгунами, стоящими на Висле. Компанейцы меж тем числились гвардией казацкого войска, и распоряжался ими только сам Мазепа.

— Может ли быть большего поругания, осмеяния и унижения моей особе! — сразу вскипел гетман. — Князь Александр Данилович всякий день со мною видится, всегда со мной конверсует и не сказал мне о том ни единого слова! А сейчас без моего ведома и-согласия рассылает ордонансы людям моего регимента!

Мазепа подошёл к побледневшему Орлику и зашипел на своего генерального писаря так зло, словно перед ним стоял сам Меншиков:

— Кто же, помимо моего указа, выдаст Танскому месячные деньги и провиант? И как Танский может идти в поход без моей воли с полком, которому я плачу из своей казны? Да если бы он пошёл в поход, я бы самолично повелел его, как пса, расстрелять!

Изворотливый Орлик, однако, нашёлся, чем унять гетманский гнев.

Хитро улыбаясь, он пробормотал:

— Ваша экселенция, а у нас гость! Там в задних комнатах ваш старый знакомец, пан Зеленский!

— Что же ты сразу мне не сказал, дурень? — Лицо Мазепы просияло, и даже старческие морщины на лбу несколько разгладились. — Ведь эта новость наипервейшая!

В задних покоях Мазепу и впрямь поджидал маленький и вёрткий человечек в дорожном платье. Он ничем бы не выделялся, если бы не жалящий острый взгляд, который, казалось, был острее, чем кинжал-презентур, которым добивают лежачих. То был ректор школы отцов иезуитов в Виннице, пан Зеленский.

Верный слуга ордена Игнация Лойолы и старый гетман давно были знакомы по многим делам, но все те дела меркли перед тем великим делом, которое затевал сейчас Мазепа.

— Видел ли ты короля Станислава? — Гетман говорил по-польски несколько старомодно, точно отлетал на полвека назад, во времена короля Яна Казимира.