Станислав Десятсков - Когда уходит земной полубог

От царя гетман вышел с высоко поднятой головой.

Когда выехали из Жолквы, гетман предложил царевичу пересесть в свою удобную открытую коляску. Алексей охотно согласился: куда приятней быть на воздухе, нежели трястись в древнем дорожном дормезе. Сколько раз он просил батюшку закупить в Вене или Голландии вот такую коляску, да у Петра то ли руки не доходили, то ли казна была пуста. Вообще на двор Пётр отпускал куда меньше денег, чем все его предшественники. Царские дворцы в Москве и в подмосковных вотчинах пришли в полное расстройство и запустение, а батюшке и горя мало: все деньги, которые он нещадно выколачивал из страны, шли на новые полки, пушки, флот и Санкт-Петербург. Впрочем, и на себя лично отец тратит очень мало: ходит в штопаных носках и старом кафтане, а всем каретам и коляскам предпочитает одноколку, на которой и летает из одного конца России в другой. А вот гетман Мазепа совсем иной человек: любит жить по-пански, в роскошах и удобствах. Интересно, сколько золотых червонцев упрятано у него в кубышке? Иные говорят — десятки тысяч, а Александр Данилович намедни твердил, что у старика в Батурине и Белой Церкви припрятаны целые миллионы... Царевич с любопытством покосился на гетмана и поразился, какой у старика сильный и крепкий подбородок.

«А ведь когда перед батюшкой кланяется, совсем кажется развалиной. Стоит же самому себе хозяином стать — эвон каким орлом на мир взирает!» — удивился царевич.

«У мальчонки-то глаз вострый! — думал в свой черёд гетман. — Зря при дворе болтают, что Бог, мол, лишил царевича разума. Уже и по-немецки болтает, говорят, что и французский учит. Но всё же главный язык учёного мира — латынь! А латынь Алексей и не ведает... — Мазепа за дружеской беседой незаметно проэкзаменовал царевича. — Да и откуда мальцу основы основ знать, ежели у него в главных наставниках такой невежа, как господин Меншиков, обретается. Водку пить да на лошади скакать — вот и вся наука этого воспитателя!» — пренебрежительно подумал Мазепа, который при одной мысли о светлейшем морщился, как от зубной боли.

Впрочем, как скоро выяснилось, так же морщился при упоминании о своём обер-гофмейстере и царевич.

— Каким наукам меня светлейший князь обучил? — изумился Алексей вопросу гетмана. И впервые вдруг расхохотался звонко, по-мальчишески: — Да вы что, Иван Степанович, и впрямь не знаете, что наш Данилыч и писать-то толком сам не обучен. За него всю корреспонденцию секретарь ведёт! А вы его в учёные произвели, ха-ха-ха!

— Да ведь это не я, царевич, это твой батюшка тебе его в менторы пожаловал! — быстренько укусил гетман.

Царевич сразу склонил голову, загрустил.

— А вот поди ж, сей неуч царской милостью так обласкан, что из пирожников в светлейшие князья Римской империи германской нации махнул! — продолжал подзуживать Мазепа Алексея.

— Ну, он всё ж баталию под Калишем выиграл, да и в других делах батюшке помогал! — Царевич не столько вступался за Меншикова, сколько пытался оправдать привязанность отца к своему фавориту.

— Под Калишем светлейший точно был победителем. А точнее сказать, русские драгуны опрокинули бы и без него польскую шляхту. Это воинство и мои казаки бьют. А як у него после виктории ум за разум зашёл: выдал королю Августу, который уже со шведом мир подписал, всех своих пленных! И, чаю, за то немалый презент от короля получил! — насмешничал гетман.

— Это Данилыч любит — презенты брать! — вырвалось у царевича. — И куда батюшка смотрит — ведь тот у него под самым носом ворует? Сяду я царём, пирожник у меня попомнит, яко казну грабить!

— Не горячись, царевич, не горячись, успеешь своё взять! — В старческих глазах Мазепы мелькнула нехорошая усмешка. — А сейчас выждать надо. Знаешь, что древние греки про одного младого честолюбца сказывали?

— Гюйссен мне говаривал...

— Вот и хорошо. Помнишь, смастерил Икар крылья из воска и полетел к самому солнцу, да крылышки-то и обжёг — упал камнем! А наш Данилыч, конечно, не Икар! — Гетман опять зло усмехнулся. — Это он ныне быстрым соколом в небесах шпыняет! Однако, чует моё сердце, обожжёт и он себе крылышки подле трона, как Икар подле солнца, ещё как обожжёт!

— Дай-то Бог! — снова не сдержал себя царевич.

— Бог всё видит! — согласился гетман и предложил: — А не закусить ли нам чем Бог послал, а, царевич? Вон в том леску и родничок есть, и дубовые пни вокруг него поставлены. Всё в той колыбе для путников приготовлено.

Расположились на той полянке весомо. Недаром в гетманском обозе шли великие фуры с добрым запасом. На чистых рушниках, настеленных хлопцами, появилась розовая ветчина, нежное сало, домашние колбасы и холодные взвары. А сколько было наливок! У царевича после десятой рюмки голова кругом пошла: настойка анисовая, вишнёвая, смородиновая, рябиновая...