Однажды барышня Блюменталь приехала навестить его со всем своим выводком маленьких Леви. Увидев Эрни, она окаменела. Только ноздри ее затрепетали, словно мушиные крылышки. Наконец, она подошла к сыну и начала гладить его загипсованные щеки, приговаривая: «Все будет хорошо, ты скоро вернешься домой, я тебе сварю суп с фарфелах [10] Лапша ( идиш ). Этого примечания нет в книге, добавлено сканировщиком — sem14.
…» Рука ее застыла в воздухе, и на гипсовую маску, которую она уже перед собой не видела, упала прозрачная капля. Слезы мадам Леви-мамы всегда были особенно тихи и прозрачны. Они имели свойство исчезать под первым же взглядом, поэтому Эрни видел материнское лицо только спокойным. И сейчас, когда он увидел, как упала эта лучезарная капля, он помимо своей воли заговорил.
— Все будет хорошо, — произнес он раздавленным, скрипучим голосом, которому и сам удивился.
Но он тут же пожалел о том, что открыл рот: сделав это, он как бы согласился участвовать в старой комедии.
Когда после двух лет пребывания в больнице Эрни вернулся в Штилленштадт, его никто не узнал: от Ангелочка остались только кудри.
Он еще ходил на костылях и был худ, как щепка, зато ростом оказался выше Морица. Белый неровный шрам пересекал верхнюю часть лба. Такой же шрам вздернул его правую бровь и оттянул назад веко, отчего глаз имел то скорбное, то холодно-презрительное выражение. Второй глаз сохранил прежнюю миндалевидную форму, но, по словам барышни Блюменталь (крупнейшей специалистки в этом деле), из него исчезли «чудные звездочки, помните, которые так сияли?» Отныне зрачки погрузились в беспросветную тьму. А по поводу его сухого скрипучего голоса Биньямин сказал, что он ему удивительно напоминает голос молодого человека из Галиции.
— Хуже всего то, что он молчит, — заметила Муттер Юдифь, — за три дня слова не проронил. Нет, Богу не следовало…
— Но ты только подумай, какое чудо, — перебил ее Мордехай. — Не был бы я тогда нездоров, не услышал бы я, как он упал, а не внуши ему Бог броситься из окна, он умер бы от потери крови. Опять же, если бы несмотря на то, что он еврей, его приняли бы в штилленштадскую больницу, его и в половину так хорошо не выходили бы, как в Майнце. И, наконец, если бы…
— Ой, оставь, пожалуйста, свои чудеса, — закусила удила Муттер Юдифь. — Нам жить не дают, нас преследуют, дети из окон бросаются, кости ломают, душу калечат, а он тут про свои чудеса твердит! Когда уже Бог перестанет творить с нами такие чудеса?
— Тц-тц-тц, — укоризненно сказал Мордехай.
Спускавшийся в этот момент с лестницы Эрни остановился.
Количество интонаций, мелодий, оттенков, ужимок и гримас, существующих для этого дурацкого «тц-тц-тц», талмудисты насчитывают сотнями.
Мордехай попал как раз на такое «тц-тц-тц», что даже у Эрни слегка покраснели щеки.
«О, Господи, они все такие же наивные!» — подумал, он пораженный и, боясь расхохотаться, тихонько поднялся в свою комнату, чтобы еще немного потренироваться в боксе, которым он недавно начал заниматься.
Как только он оставил костыли, он серьезно приступил к осуществлению замысла, родившегося у него в больнице, когда еще он лежал без движения. Нужно так натренироваться, чтобы стать защитником ковчега Леви. Леви, решил он тогда, заменят ему весь мир, от малой букашки до небесных звезд. Они такие чистые, такие нежные, такие простодушные… Они умеют только плакать, стенать и простирать руки. А вот он, Эрни, защитит их своими кулаками. Вернувшись из больницы и припомнив все виденные им когда-либо кулачные бои, он записал неясные вопросы, какие могут у него возникнуть, и, соблюдая строжайшую тайну, приступил к первому занятию по боксу, запершись в комнате на втором этаже. Вскоре он уже знал различные приемы: как выбрасывать вперед кулак, как напрягать все тело, как сделать прыжок, чтобы предупредить любой выпад противника, и так далее и так далее. По ночам он в уме повторял свои записи.
Через много месяцев, полагая, что желаемые результаты почти достигнуты, Эрни отправился провожать Якова в школу. Первое сражение прошло не совсем по правилам. Когда противник — совсем юный гитлеровец — оказался прямо напротив него и Эрни оставалось лишь сосредоточить всю силу в кулаке, тут-то враг и ударил его по лицу. Падая, Эрни подумал, что, наверно, что-то упустил из виду. Затем, уже ни о чем не думая, он вскочил и начал орудовать не только руками, но и ногами, которые он, кстати, еще не тренировал. Он так обрадовался этой первой победе, что почувствовал жалость к удиравшему противнику.
Читать дальше