Сьюзан Ховач - Башня у моря

– Ты не сделаешь ничего, что может повредить твоей матери, – проговорил он, наливая себе еще виски.

– В обычных обстоятельствах не сделал бы. Но сейчас обстоятельства необычные, мистер Драммонд. Если мне приходится выбирать между моей матерью и Керри, я выбираю Керри. – (Он ничего не ответил.) – И я делаю этот выбор сейчас. Добейтесь разрешения моей матери на свадьбу – и я оставлю вас и ее в покое. Встанете на моем пути – и через месяц будете давать показания коронеру в присутствии присяжных. Вам решать.

Он одним глотком выпил виски. Пока Драммонд обдумывал ситуацию, я счел благоразумным добавить:

– Я уже отправил письмо мистеру Ратбону в Лондон и вложил в него второе письмо. Оно будет вскрыто только в случае моей смерти. Полагаю, это разумно – оставить мои подозрения на бумаге и написать требование провести вскрытие. Уверен, что в сложившихся обстоятельствах вы понимаете, почему я так поступил.

Я закончил. Он хранил молчание. Его стакан опустел, сигара лежала искалеченной горкой, лицо оставалось непроницаемо-спокойным.

– Так вы мне поможете, мистер Драммонд? – спросил я.

Он обошел стол и сел. Двигался медленно, словно испытал облегчение, освободив ноги от тяжести. Наконец проворчал, не глядя на меня:

– Пусть так. Я умываю руки. Я пытался помешать тебе сделать ошибку, которая искалечит твою жизнь, но, если ты не желаешь слушать, я бессилен. Женись на этой девочке, только потом не приходи ко мне с сетованиями, что я приложил слишком мало усилий, чтобы помешать тебе быть таким идиотом.

– Жду согласия моей матери в течение двадцати четырех часов.

– Поговорю с ней сегодня вечером.

Все. Я сделал это. Поставил его на колени.

– Отлично. Доброй ночи, мистер Драммонд, – коротко попрощался я и поспешил наверх со всех ног, чтобы написать конфиденциальное письмо мистеру Ратбону.

– Но, Нед, – пробормотала сквозь слезы моя мать, – как ты можешь думать такое о Максвелле, который столько сделал для тебя? И как ты можешь угрожать мне, будто и не любишь меня больше?

– Я тебя люблю, – возразил я. – Но я люблю и Керри.

– Как ты можешь ее любить? Ты слишком юн, чтобы понимать, что значит это слово! Послушай меня, Нед, забудь о том, что я говорила тебе вчера о репутации Керри. Лучше уж пусть у нее будет плохая репутация, чем жениться сейчас, когда тебе всего шестнадцать.

– Нет, Сара! – запротестовал Драммонд. – Как мне потом смотреть в лицо Галахеру, если я буду стоять в стороне и допущу такое?

– Да с какой стати я должна волноваться из-за Галахера?! – воскликнула она. – Я жалею, что мы вообще с ними встретились!

– Если бы не они, мы бы до сих пор жили в Америке. Сара, дорогая, будь благоразумна.

– Я отказываюсь давать разрешение. Я его не дам никогда!

– Сара, ты ослепла? Взгляни на все здраво. Ты же не можешь желать позора и скандала вскрытия? Разве твои дети не получили уже всего этого с лихвой?

– Патрик умер естественной смертью, – упрямилась мать. – Это все твердили: «Он допился до смерти». Маделин так говорила. Разве нет? И доктор Кагилл с ней согласился.

– Да, согласился.

– Тогда почему Нед говорит о вскрытии?

Наступило молчание. Мать снова принялась плакать. Спустя какое-то время Драммонд произнес:

– Позволь ему жениться, Сара.

Моя мать хотела что-то возразить, но не смогла. Подозреваю, она наконец поняла, что сказать ей нечего.

– Пусть поступает как хочет. – Драммонд все еще пытался облегчить для нее согласие. – Когда он со временем устанет от нее, у него, по крайней мере, будут деньги освободиться и начать заново.

– Католики не признают развода, – напомнила мать и зарыдала еще сильнее, но я знал, что плачет она не из-за моего желания перейти в католичество.

Драммонд предпочел сделать вид, что именно из-за этого.

– Его тяготение к католичеству связано с его чувством к Керри, неужели ты не понимаешь? Он расстанется с католичеством, когда уйдет от нее. Это же не конец света. Дай ему разрешение, пусть учится на своих ошибках. Иногда нужно позволять детям совершать ошибки, так что позволь ему, Сара; ты ничего не добьешься, цепляясь за него. Согласись на брак, дай свое благословение и прими Керри как невестку.

– Не могу! – сквозь рыдания стенала мать, забывая в своем отчаянии, что у нее нет выбора. – Ничем не примечательная, толстенькая простушка…

– Сара, Сара… – Он провел рукой по ее губам, словно стирая произнесенные слова, наклонился над ней. – Не говори больше ничего. По крайней мере, в присутствии Неда. Прошу тебя. Ради самой себя.