Сьюзан Ховач - Башня у моря

– Именно такие, как ты, Шанин, – произнес я, – помогут Ирландии воспрянуть из пепла и по справедливости повергнуть Британскую империю в прах. Правду тебе скажу, ты настоящий патриот и я таких еще не встречал. Нет большей чести для ирландца, чем сражаться за свою страну против тиранов, с которыми лишь дьявол может сравниться по своей жестокости по отношению к миллионам невинных людей.

– Боже, спаси Ирландию! – воскликнул Шанин со слезами на глазах.

– Боже, спаси нас всех. Шанин, вот деньги, которые тебе понадобятся. Томси Маллиган отвезет тебя в Голуэй, оттуда ты отправишься в Кладдах, найдешь там человека по имени Брайан О’Хаган. Он позаботится о тебе и устроит твой переезд в Куинстаун на иммигрантский корабль. Лучше тебе отправиться в путь из Куинстауна, потому что в Голуэе тебя станет искать полиция. Плавание будет нелегким, но, когда доберешься до Нью-Йорка, Джим О’Мэлли даст тебе работу. Вот тут я записал тебе его адрес, смотри не потеряй.

– Макс, да благословит тебя Господь, – сказал он, и по его щекам покатились слезы. – Я никогда не смогу тебя отблагодарить. Никогда.

– Никаких разговоров о благодарностях, Шанин, после того, что ты сделал сегодня. Но когда доберешься до Нью-Йорка, зажги для меня свечку в Святом Патрике и скажи Джиму О’Мэлли, что я возвращаю ему револьвер с храбрейшим человеком, какие есть к западу от Шаннона.

Я проводил его до лодки, проследил, как отчалил Томси. Лодчонка сразу же отошла от пристани, а через несколько секунд скрылась среди теней гор.

Спустя немного времени я вернулся в гостиницу.

– Там повлажнело, – бросил я хозяину. – Не удивлюсь, если завтра будет дождь.

Когда он согласился со мной, я поднялся к себе в комнату и уснул, едва моя голова прикоснулась к подушке.

Проснувшись на следующее утро, я не мог поверить, что все кончилось. Я жил с мыслью, что Макгоуан – мой враг, моя месть. Но его уже не было. Он заплатил по счету, и больше я его не увижу. Я вдруг ощутил пустоту, словно потерял что-то драгоценное. До этого утра даже не знал, в какой мере моя ненависть к Макгоуану стала частью меня, как рука или нога; она поддерживала во мне жизнь все эти годы заключения и изгнания. Потребность сквитаться с Макгоуаном так долго отягощала мою душу, что я не мог себе представить будущего без мести. Конечно, было множество планов. Я должен опекать Сару и ее детей, заботиться об имении. У меня будет столько забот, что не останется времени бить баклуши, но почему-то тем утром я чувствовал себя вялым, как больная собака, лишенным цели в жизни, словно оправлялся от удара по голове. Думаю, я так себя взвинтил перед встречей с Макгоуаном, что теперь, в час моего триумфа, пружина резко распрямилась в гораздо большей степени, чем можно было ожидать.

Но путь до Голуэя предстоял неблизкий, и к тому времени, когда я добрался до отеля, я был уже больше похож на себя. Я нашел Сару и Неда в обществе братьев де Салис – они пили чай в нашем номере, и, когда первый всплеск оживления стих, меня представили Дэвиду, младшему брату. Он казался еще хилее Томаса – белая кожа, розовые щечки и вялое рукопожатие.

– Ну, сражение выиграно, – проговорил я, не глядя на Сару, но всеми своими клеточками чувствуя ее присутствие. Я вытащил письмо из кармана и дал его братьям. – Вот его отставка, и сейчас он с отцом на полпути в Шотландию.

Это вызвало новый всплеск оживления, а Сара, у которой перехватывало дыхание, спросила:

– Все прошло хорошо? Ах, Максвелл, бога ради, скажи нам, что случилось.

Я пристально посмотрел на нее, взглядом призывая успокоиться, прежде чем братья заметят ее неестественное возбуждение, но Дэвид только восхищенно воскликнул:

– Да как, черт побери, вам удалось убедить его уйти в отставку?

– Ну, это не составило труда, – заявил я. – Мы с ним поговорили немного, потом он написал письмо, и мы еще прогулялись по саду, обговаривая подробности. Он хочет, чтобы лорд де Салис уехал с ним в Шотландию, но я напомнил, что милорду разумнее сначала подлечиться. Но конечно, – вежливо добавил я, глядя на братьев, – это вам решать.

Дэвид и Сара снова разразились удивленными восклицаниями, а я так наслаждался их удовольствием, что для меня резкий голос молодого Томаса стал неожиданностью:

– Драммонд, я все еще жду вашего полного объяснения.

Я пристально посмотрел на него, увидел, что он не менее пристально смотрит на меня. Значит, я его недооценил.

– Поверьте мне, мистер де Салис, – заговорил я, тут же переходя на уважительный тон, – убедить Макгоуана уехать было совсем нетрудно. Он, вероятно, понял, что с моим возвращением для него нет никаких перспектив в долине. Я среди моей родни человек важный, как вы, может быть, знаете, и они, как только увидели меня, загорелись жаждой мщения. Я отправился в Кашельмару сообщить ему, что не могу гарантировать его безопасность, если он решит остаться, и он сказал мне – очень спокойно сказал, – что поскольку уже выжал из Кашельмары все соки, то готов переехать на более зеленые пастбища. Не сомневаюсь, Макгоуан хотел взбесить меня. Якобы это не я выставляю его, а он решил уехать сам.