Сьюзан Ховач - Башня у моря

– Не хочешь же ты сказать, что ваши отношения с Хью продолжатся? – быстро проговорила я, чуть не глотая слова.

Он посмотрел на меня как на сумасшедшую.

– Конечно продолжатся, – удивленно подтвердил он. – А ты как думала?

– Но ты же не можешь… не будешь…

– Мы не будем ставить тебя в неловкое положение. Никто никогда не узнает.

– Еще как узнают! Обнаружат! – Ужас снова настолько охватил меня, что я с трудом выталкивала из себя слова. – Патрик, если ты и дальше будешь с этим человеком…

– Сара, он значит все для меня в этом мире. Я с ним не расстанусь.

– Тогда уйду я, – отрезала я, внезапно почувствовав себя сильной. Я встала. – Заберу детей. Разведусь с тобой.

– Не глупи. – Он тоже встал. Наконец Патрик стал терять свою спокойную пассивность, его губы скривились в упрямую сердитую линию. – Неужели ты думаешь, что я отпущу детей?

– Ты не годишься для воспитания детей!

Я двинулась к двери.

– Сара, послушай меня! – Он сжал мою руку, развернул лицом к себе, но я вывернулась из его рук.

– Отпусти меня! – Я в бешенстве ухватилась за дверную ручку. Дыхание у меня перехватывало, взгляд мутился от слез.

– Нет… постой…

Он снова ухватил мое запястье, но слишком поздно. Ручка повернулась, дверь широко открылась.

На пороге стоял Хью Макгоуан.

У меня не было времени закричать. Даже чтобы охнуть, почти не было. Патрик облегченно воскликнул:

– Слава богу, ты здесь! Почему ты сразу не пришел?

И тут я услышала приятный, ровный голос Макгоуана:

– Я полагал, что леди де Салис по меньшей мере нужно дать шанс уступить здравому смыслу без излишних убеждений.

Он закрыл дверь, щелкнул ключом в замке. Я сделала шаг назад, потом еще один, но, только когда он повернулся ко мне, поняла, что меня охватил ужас.

– Сядьте, пожалуйста, леди де Салис, – сказал он. Мы всегда так вежливо общались друг с другом: он обращался ко мне, соблюдая все формальности, подобающие по отношению к супруге нанимателя, а я обращалась к нему с сердечностью, с какой подобает обращаться к другу мужа. Да, про себя я думала о нем как о «Хью», но только в этот день, когда была вынуждена называть его по имени, в моих мыслях он стал просто Макгоуаном. – Я думаю, нам с вами пора поговорить, – добавил он, и я, отступив к кровати, села на самый край.

Он пристально смотрел на меня серыми глазами, чуть наклонив голову, словно производя сложные расчеты. Я обратила внимание, что его руки не висели свободно, а прижимались к бокам, пальцы были согнуты.

– Прежде всего, – проговорил он, – я вам скажу, что вы должны делать. Потом я вам скажу, почему вы должны делать это… или, иными словами, я вам объясню, что случится, если вы не будете делать точно то, что вам сказано.

Мне удалось посмотреть на Патрика. Он стоял у окна, разглядывал ноготь большого пальца. В лучах яркого солнца, проникающих под углом в комнату, его волосы казались светлее обычного.

– Сара, вы меня слушаете? – спросил Хью Макгоуан.

Злость придала мне смелости.

– Как вы смеете называть меня Сара! – в ярости вскричала я. – И как вы смеете говорить мне, что я должна делать!

– Спокойно. – Он ни разу не повысил голос, но я видела, как блестят костяшки его пальцев в тусклом свете у двери. – С Патриком говорите, как вам угодно, но я предостерегаю вас от ошибки думать, что со мной вы можете обходиться так, как с ним.

Наступило молчание, потом он подошел к изножью кровати, а я вцепилась пальцами в складку покрывала.

– Никакого скандала не будет, – произнес он наконец. – Сара, вы это понимаете? Никакого скандала. А это означает, что и никакого развода. Мы все должны прийти к договоренности. Очень цивилизованной договоренности, Сара, и если вы будете вести себя благоразумно, то нет причин, чтобы для вас такие условия стали невыносимыми. Напротив. Вы останетесь хозяйкой Кашельмары и будете и дальше жить с вашими детьми. А что еще вам нужно? Но конечно, никакого любящего мужа, настаивающего на своих супружеских правах, и никакого любовника, который делил бы с вами постель. Разумеется, как Патрик уже сказал, вы можете завести себе любовника, если захотите, но не будем лицемерить. Если уж мы так честны друг с другом, давайте признаем, что у вас есть свои недостатки по женской части и вы вряд ли будете страдать оттого, что спите одна.

Он замолчал. Мне стало нехорошо. В этой агонии унижения я могла думать только о том, что он знает: Патрик все выложил ему; он знал о моем дефекте и презирал меня за него.