Сьюзан Ховач - Башня у моря

– До чего? – закричала я на него, но я уже знала. Моя ярость сошла на нет. Я была в ужасе.

– До того, чтобы отыграть те деньги, которые ты потратила! – выдал в ответ муж, и еще до того, как он пустился в долгие путаные объяснения, я поняла, что он проиграл все, и даже больше.

Он говорил и говорил. Патрик переживал заново каждый час прошедших пяти ночей, которые провел за игрой. Рассказывал, как он выиграл, и как почти выиграл, и как чуть было не выиграл, и как выиграл бы, «если бы только».

– Это все твоя вина, – снова и снова повторял он, когда больше сказать было нечего. Патрик плакал. Его лицо исказила гримаса боли, его глаза сквозь крупные слезы казались слепыми. – Это все твоя вина.

Я открыла было рот, чтобы возразить, но так и не сказала ни слова. Отрицать что-либо было бессмысленно. Хотела бросить обвинения ему в лицо, но и это ни к чему бы не привело. Я молча смотрела на него. В тот миг мне было очевидно: мы снова вернулись на грань катастрофы и мое будущее зависит от того, что я произнесу сейчас.

Я подумала о Неде и других детях, которых хочу родить. Меня спасла гордость. Она напомнила мне о горьком унижении, которое придется пережить, если мир узнает, что наш брак закончен. Подумала о восемнадцатилетней Саре Мариотт – той девушке, что вышла замуж за богатого, титулованного, красивого молодого англичанина, о блеске успеха в свете, о том, как я упивалась положением невесты сезона, головокружительными перспективами, открывающимися передо мной в ослепительном будущем. Я не должна потерпеть фиаско, лихорадочно думала я, этого не случится.

– Патрик, – прервала я, – давай не будем говорить об этом сейчас. У тебя ужасно усталый вид. Почему бы тебе не поспать немного? Тебе станет лучше, когда ты отдохнешь, и тогда мы сможем все спокойно обсудить и решить, что нам делать.

Сделав над собой неимоверное усилие, я села на подлокотник его кресла и поцеловала его в лоб.

Его реакция была до нелепости благодарной, что привело меня в ужас. Он обнял меня. Сказал, что презирает себя, ни на что не годится, всегда знал, что ни на что не годится, всегда был глупым, недоумком, за что бы ни брался – ничего не мог довести до конца.

– Это нелепый разговор, – ответила я, пытаясь не показывать, что его вспышка самоуничижения повергла меня в ужас. – Ты подумай обо всех своих талантах. Подумай о Неде. Как ты можешь считать себя неудачником, если у тебя такой сын?

Он ответил, что не заслуживает Неда, не заслуживает меня, что мы слишком хороши для него.

Я и в самом деле сочувствовала ему, но у меня вызывало неприязнь его униженное смирение. Я должна была напоминать себе, что родила от него ребенка – самое главное желание в моей жизни, что он и в самом деле добрый, мягкий и любящий муж. Многие женщины завидовали бы мне. Но потом все эти ужасные мысли снова стали одолевать меня – не уйти ли мне от него; нет, исключено, я тогда буду уничтожена. А если смириться с тем, что я буду уничтожена? Нет, это невозможно, потому что, уйди я от него, мне придется оставить Неда; нет ничего более презренного, чем жена, ушедшая от мужа, все судьи так утверждают – только на днях в газете писали о таком случае.

– Сара, я очень люблю тебя, – прошептал Патрик, который продолжал плакать, как мальчик, и я после паузы сказала:

– Я тебя тоже люблю. – Я не знала, так оно или нет, но считала, что так оно должно быть, если я остаюсь с ним. – Ложись спать, – повторила я. – Тебе нужно отдохнуть.

Говорила эти слова, а сама думала: я в ловушке. Выхода нет. Никакого выхода.

Он вел себя как послушный ребенок, когда я отвела его в постель и, как только пришел его слуга, вернулась в гостиную. Шел дождь. Дерево в маленьком саду обрело сочный зеленый цвет. Я долго стояла у окна, смотрела, и постепенно гнев снова принялся жечь меня, мои ногти, словно булавки впились в ледяные ладони.

Ему пришлось продать Вудхаммер-холл. Суммы закладных были уже так велики, что получить новую закладную было невозможно, и его кузен Джордж, муж Катерин лорд Дьюнеден и Ратбон, семейный адвокат, пришли к единодушному мнению: Вудхаммер должен быть продан.

Мы к этому времени уже вернулись в Кашельмару, но Патрик еще раз съездил в Англию, чтобы в последний раз посмотреть на дом, в котором провел детство. Никто не дал ему денег на поездку, но он заложил семейное серебро. Отсутствовал всего две недели, и я уже начала беспокоиться, но тут он появился. Выглядел больным, одежда его была в ужасном состоянии, потому что он не мог себе позволить взять с собой слугу.