Сьюзан Ховач - Башня у моря

Наше путешествие продолжалось на этот приятный манер до того момента, когда дорога сделала поворот, и мы впереди увидели не кого-нибудь, а главного смутьяна в долине – Максвелла Драммонда.

Дерри всегда говорил, что у Драммонда шотландская кровь, и отец Драммонда и в самом деле был выходцем из Ольстера, где жило много шотландцев, но для меня этот человек был ирландцем до мозга костей: упрям как осел, который тащил его повозку, и в тысячу раз агрессивнее. У него были широкие плечи, настолько широкие, что его остальное тело казалось непропорционально худым, толстая шея и сломанный нос; я считал его самым уродливым типом, каких мне доводилось встречать. У него появилась одна положительная черта: он избавился от своего прежнего жуткого запаха, потому что его жена, дочь школьного учителя, привыкшая к более приятным ароматам, явно держала в доме запас мыла.

Он съехал в сторону, вызывающе кивнул мне, когда мы проезжали мимо, и сказал:

– Добро пожаловать домой, лорд де Салис. – Говорил он с акцентом не менее густым, чем сметана, но слова выбирал, как англичанин. – Надеюсь, вы приехали сюда, чтобы привести свой дом в порядок. – При этом он посмотрел на Дерри таким пренебрежительным взглядом, что я удивился, как тот не выпрыгнул из седла и не принялся мутузить его.

Но Дерри был слишком галантен, чтобы опускаться до такой пошлости. Он только зевнул, сделал вид, что разглядывает облако, потом неторопливо сказал мне:

– Нам лучше поспешить, Патрик, если мы хотим добраться в Клонах-корт до дождя.

– Надеюсь, Господь прольет достаточно дождя, чтобы утопить тебя, ублюдка, – бросил Драммонд, – потому что в этой долине не будет мира, пока Он этого не сделает. Всего доброго, лорд де Салис, – добавил он, хлестнув вожжами осла, и тот потащил повозку мимо нас по краю дороги.

– Минутку! – сердито крикнул я. Нельзя было допустить, чтобы ему сошло с рук оскорбление моего друга. – Если вы считаете, что мистер Странахан взялся за неблагодарную работу управления моими делами в этой долине по собственному желанию, то вы ошибаетесь! У него есть занятия получше, чем допекать таких, как вы. Он в конце недели уезжает со мной в Англию и…

– Да благословит вас Господь, лорд де Салис! – воскликнул Драммонд, обрывая меня от переполнявшей его радости. – Я знал, что вы увидите правду и удалите этого негодяя из Кашельмары сразу же по возвращении! Ни один сын вашего великого и могущественного отца, пусть Господь его благословит и сохранит память о нем, не смог бы поступить иначе. Желаю вам хорошо провести время в Англии, Дерри Странахан. Что до меня, то скорее отправлюсь в чистилище, чем ступлю хоть краем носка на саксонскую землю.

Осел рванулся вперед рысцой. Повозку чуть занесло в луже, и грязь брызнула на одежду Дерри, а я выкрикнул ругательства вслед Драммонду, но он, к сожалению, их не услышал.

– Экая наглость! – завопил я.

Даже моя лошадь танцевала от ярости.

– Патрик, забудь ты о нем! Пусть катится ко всем чертям и будет проклят, он не стоит твоего гнева! – Дерри уже презрительно улыбался, а когда я попытался возразить, он просто ссутулился, опустил уголки губ и сказал с акцентом Драммонда: – Уж он-то точно будет гореть в аду, этот мошенник, и ни одна душа не закажет для него мессу у священника.

Тут я тоже улыбнулся – он так умело подражал разным людям, – и на минуту ничто не имело значения, потому что мы скакали вместе, и светило солнце, и жизнь была прекрасна.

– Правда, жизнь великая вещь? – спросил Дерри.

И только тогда я подумал о смерти – он всегда наводил меня на такие мысли, когда жизнь казалась особенно прекрасной; моя тревога еще усилилась, когда мы подъехали к воротам Клонах-корта.

Дом стоял на юго-восточном берегу озера, в полумиле от умирающего поселения Клонарин. На восточной оконечности долины есть большая низина – разрыв в кольце гор. Разрыв этот не виден ни из Кашельмары, ни с западного перевала, ведущего в долину, – этому мешают горные хребты на юге, но долина тянется за Клонарин до берегов Лох-Маска и маленьких городков – Леттертурка, Клонбура и Конга. Клонах-корт, вдовий дом, построенный моим отцом для своей матери, стоял фасадом к долине на возвышении в тени горы, называющейся Бенкоррах. Моя бабушка специально выбрала такой вид, потому что, прожив много лет в Кашельмаре, она заявила, что устала смотреть на озеро и на горы.

На выгулах перед домом мирно паслись лошади. Я подумал – с какой из них упала Аннабель? – и вдруг расстроился донельзя, потому что Аннабель была такой веселой, и хотя я ее не очень хорошо знал (она выросла, когда я еще из детской не выходил), но любил больше, чем двух других своих сестер, Маделин и Катерин. Думаю, она меня тоже любила. Она даже как-то раз сказала, что я гораздо лучше нашего брата Луиса, а это было смелое заявление, потому что о Луисе иначе как о маленьком святом никто не говорил. Но Аннабель не стала бы нянькаться со святошами. Она для этого была слишком честная и благоразумная.