Сьюзан Ховач - Башня у моря

К счастью, мой смех оказался заразителен. Ситуация была спасена, когда Сара тоже начала хихикать, а как она была хороша в своей целомудренной белой ночной рубахе – я поцеловал ее и повлек к кровати.

Она сразу же отпрянула.

– Не при свете же дня! – оскорбленным тоном запротестовала она, словно я предложил ей какое-то невообразимое извращение.

– Нет, конечно, – горячо согласился я, ощущая боль в голове и шампанское во всех жилах. – Но я так хочу полежать немного, обнимая тебя, подремать, поговорить, вместе прийти в себя. О завтраке думать пока еще рано, так что мы можем не спешить вставать.

Сару пробрала дрожь.

– Уверяю тебя – если увижу поднос с завтраком, меня тут же стошнит!

Мы снова принялись смеяться, как дети, и, хотя оба страдали похмельем, я знал: она счастлива, как и я. Я частично разделся, оставив на себе брюки и рубашку, чтобы не смущать ее, и вскоре мы тихо лежали, обнимая друг друга, и вспоминали вчерашний день, насколько нам удавалось его вспомнить.

– Какая была чудная свадьба! – восхищалась Сара. – Мне все понравилось.

Мы согласились, что ни один из нас не видел таких прекрасных свадеб, а потом задремали, а когда снова проснулись, уже шел двенадцатый час, и мысли о завтраке не вызывали у нас тошноты.

– Я так счастлива! – воскликнула Сара, когда мы завтракали на террасе, наблюдая за павлинами, важно расхаживающими по газону. – Как это здорово – быть одним вместе, когда никто не говорит тебе, что ты должна делать! Я обожаю медовые месяцы!

Пить за обедом у меня не было желания, но я немного выпил – знал, что это необходимо. Потом, не желая околачиваться в гостиной, я предложил пораньше лечь спать, и Сара не стала возражать. Мы поднялись к себе, разделись каждый в своей комнате и отпустили слуг. Пока все шло хорошо. Я вошел к Саре в большую спальню, похвалил ее лимонного цвета ночную рубашку, улегся рядом с ней и задул свечу. И опять пока все шло хорошо. К несчастью, когда я задул свечу, оказалось, что мы легли слишком рано, – в комнате было светло.

– Давай не целоваться до темноты, – предложила Сара.

Но я знал, что любая задержка может обернуться для меня катастрофой. Действие вечернего вина не длится вечно.

– А почему нельзя целоваться при дневном свете? – настойчиво спросил я.

– Это не романтично.

– Кто говорит, что это не романтично?

– Я говорю!

В приглушенном свете я увидел, как упрямо натянулись ее губы.

– Ты привыкла всегда получать то, что хочешь? – спросил я; паника настолько переполняла меня, что я чуть не терял самообладание. – Так вот, сейчас для тебя неподходящий момент ожидать получения того, что тебе хочется, потому что теперь для разнообразия я получу то, что хочу я, поэтому не пытайся меня остановить и не говори больше ни слова, иначе я отправлю тебя назад к твоему чертову папочке.

– Патрик!

– И поверь мне, он вовсе не будет счастлив увидеть тебя!

– Как ты смеешь! – в ярости воскликнула она. – Как ты смеешь мне такое говорить!

Но я видел возбуждение в ее глазах и вдруг понял, что мое агрессивное поведение, обычно так несвойственное моей натуре, нашло в ней отклик. Я быстро притянул ее к себе, и, хотя она протестовала, ее сопротивление не продолжалось долго. Мы страстно поцеловались. Мое тело со всей силой прижалось к ее, и я почувствовал не только насущность моего желания, но и мою маленькую тайную горошинку страха. Я знал, что должен поторопиться, иначе один Господь знает, что может произойти, но мои пальцы одеревенели, на моих конечностях словно повисли тяжелые гири, и все простыни мешали, опутывали меня.

– Патрик, не делай этого.

– Прекрати говорить мне, что я должен делать! – прикрикнул я, вспомнил предположение Дерри, что все американки готовы раздавать мужчинам инструкции, и неожиданно мысль о Дерри, как и всегда, придала мне уверенность, и я понял, что в безопасности.

Все закончилось. Я каждым мускулом своего тела почувствовал необыкновенное облегчение. Откатившись от нее, обессиленно упал на спину, пот ослеплял мои глаза, сердце колотилось в груди, и я был настолько погружен в отзвуки пережитого, что поначалу даже не услышал плача Сары.

Я никогда в жизни не чувствовал себя таким виноватым. Мне невыносимо причинять боль людям или видеть, как кто-то мучится.

– Сара, прости меня. – Я попытался обнять ее, но она оттолкнула меня. – Сара, я не хотел… я был так взволнован…

Она поднялась с кровати. Теперь Сара не сдерживала рыданий, а ее глаза распухли от слез.