Вартан Вартанян - Вечный странник

Друзья весь день работали, а в условленный час встречались и совершали дальние прогулки к берегам Босфора и Мраморного моря. Терлемезян готовился к предстоящей всемирной выставке. Комитас был занят вопросами организации хора. Им обоим в ближайшем будущем предстояло выдержать экзамен перед общественностью. И поэтому оба они работали энергично, не покладая рук.

В организованный хор «Гусан», в состав которого вошли триста человек, Комитас набрал мальчиков и девушек — учащихся армянских семинарий, педагогов, и способных детей из школ этого региона. Отбор был произведен со всей строгостью, и в хор попали только те, у которых были и хорошие голоса, и отличные музыкальные данные. Репетиции проводились в основном у Комитаса дома. Комитас тщательно работал над каждым номером программы. Он напевал им все восемь голосов, подробно останавливался на звучании песни, объяснял им слова и выражения в тексте, анализировал содержание песни. Когда программа была целиком готова, как солдаты у хорошего военачальника; каждый хорист знал свою роль и место в предстоящем выступлении. Репетиции эти походили и на лекцию, и на концерт, и на устный рассказ о народе, родившем эти песни. Еще задолго до концерта мероприятие Комитаса вызвало большой интерес у общественности. Все с нетерпением ждали концерта. Наконец, в газетах появились объявления о концерте, который должен был состояться в Пти-Шане. Билеты были распроданы заранее. Зал едва вместил ничтожную часть всех желающих попасть на концерт. Публика волновалась. С назначенного часа прошло уже пятнадцать минут, а занавес все не открывался. По залу прошел слух, что концерт отменяется. Кем? Турецким правительством? Нет. Армянской церковью. И действительно, на сцене за занавесом происходило следующее. Комитас собирался уже начинать, когда к нему подошел человек духовного звания и, протянув ему запечатанный конверт, потребовал незамедлительно вскрыть его. Неуместное появление священнослужителя вызывало у Комитаса подозрение.

— Что, запрещаете концерт?

— Да, святой отец, патриарх запрещает ваш концерт.

Комитас торопливо вскрыл конверт. На скрепленном печатью листе он прочитал: «Милостивый брат Комитас, ур. Согомонян.

Ваше преподобие, к сожалению, должны Вас уведомить, что противоречит священному закону и канону нашей церкви исполнение церковной литургии на светской сцене, каковым является исполнение на сцене Пти-Шана. Посему, во избежания соблазна, запрещаем исполнение части I объявленной Вами программы и одобряем исполнение второй части во удовлетворение почитателей Вашего бесподобного пения.

Остаюсь преданный Вам патриарх

Гевонд, ур. Дурян.»

Ученики Комитаса впервые видели своего вардапета таким возмущенным. Читая письмо, он краснел, а после лицо его побелело от гнева, губы задрожали. Минутная вспышка гнева прошла, и он, обуздав свои чувства, спокойно произнес:

— Хотите провалить мое дело, оскандалить меня? Если собирались запретить, почему не сделали этого раньше? Афиши за месяц уже расклеены в городе. Скажите там у себя, что я никаких патриархов не знаю. У меня есть разрешение католикоса.

Комитас достал из кармана камертон и направился к хору. Аплодисменты, обычно венчающие концерт, раздались на этот раз в начале, когда на сцене подняли занавес. Это была большая победа Комитаса.

Знаменитый концертный зал не видел еще такого успеха.

Восторженно отзывались о концерте и константинопольские газеты, и не только армянские, но и итальянские, греческие, французские и даже турецкие. Армянская песня была у всех на устах. Каждый концерт завершался праздником. В зале творилось нечто невообразимое. После концерта «волшебного» вардапета на улице обычно ждала карета, забитая цветами. Карету провожала толпа его поклонников. Видя любовь и восторженное отношение своих поклонников, Комитас однажды сказал:

— Я чувствую, что умирать буду счастливым... что на могиле моей всегда будут лежать любимые мои цветы...

В Константинополе очень многие теперь знали трехэтажный дом на улице Балканты-Шитак. Дом этот стал истинным храмом музыки. Сюда приходили греческие музыковеды поговорить с Комитасом о византийских невмах (хазах), заходили к нему итальянские, немецкие и французские композиторы и дирижеры. Турецкие музыковеды и композиторы советовались с ним об основании турецкой консерватории и оперного театра. Его лекции и концерты многим армянам открыли глаза на духовное богатство своего народа, чьи песни в Константинополе теперь пели и армянин, и турок, и славянин, и грек, и итальянец.