— Каким?
— Я думаю, он из породы людей весёлых, открытых и разговорчивых, но неудобных, острых на язык — а по сути своей вполне мирных и безобидных. Таких много среди школяров-бедняков.
— Но раз так, всё может оказаться правдой? Что Вийон при случае совершал мелкие преступления, воровал?
Анри скептически покачал головой.
— Ну, это вряд ли, разве только хулиганил с друзьями — но это же не преступление… Вот ссориться с сильными мира сего он умел — это, опять же, видно по истории с Сермуазом. Каждая собака в Париже знает, что самое глупое и неосмотрительное, что только можно придумать, — это поссориться со священником! Уж лучше рассердить уличного стражника или разозлить ростовщика. Но настроить против себя священника — верх неблагоразумия! На такое способен только человек, привыкший жить собственным умом. Вийон всегда судил о вещах сам, вот и всё, — потому и постоянно ссорился с людьми, потому и список врагов имел ого-го какой длинный… Но хулиган из него был никудышный, уж будь уверен.
— Почему?
— Да потому, что у человека бывает только один настоящий талант! А единственное оружие, которым Вийон владеет в совершенстве, — это язык, стихи, слова! На словах он гораздо смелее, чем на деле. Он умеет говорить красиво, точно и вдохновенно, умеет зажечь словом, а умеет и ужалить. Но он из тех, кому не стоит ходить по тавернам в одиночку. Такие люди легко ввязываются в ссоры, но не умеют за себя постоять, если встретят жёсткий отпор. С безрассудной храбростью кидаются в бой — и падают в обморок при виде крови… Много думают и говорят о смерти, из-за этого порою даже кажутся бесстрашными, — но до дрожи боятся лекарей и болезней… Ты перечитай «Ballade des pendus» [10] «Баллада повешенных» ( фр .).
— и увидишь, что она не столько о повешенных, сколько о страхе, про который я сейчас говорю. Только не подумай, что я считаю Вийона трусом! Наоборот, я полагаю, что он смельчак. Будь он трусом, он бы не писал таких стихов.
Жан-Мишель и Анри пытались найти в Париже церковь, в которой почти сорок лет назад служил священник Сермуаз, чтобы расспросить о нём и узнать подробности его ссоры с Вийоном, но ни в церквах поблизости от Сен-Бенуа-ле-Бетурне, ни в более отдалённых про Сермуаза никто ничего не слышал. Это даже дало Анри повод задаться вопросом, не самозванец ли отец Сермуаз, был ли он священником на самом деле, — но Жан-Мишель не поддержал эту догадку, так что друзьям пришлось удовольствоваться неизвестностью.
Они расспрашивали и жителей улицы Сен-Жак о Гийоме де Вийоне и его приёмном сыне. В церкви Сен-Бенуа-ле-Бетурне им подтвердили, что когда-то здесь служил Гийом де Вийон, но сообщили, что он давно умер, и никто из нынешних служителей его не помнит. А про Франсуа не удалось узнать ничего, кроме уже знакомых слухов.
* * *
Зима выдалась такой холодной, что нищие замерзали насмерть в заброшенных домах, где пытались спрятаться от своей нужды. Голодные волки жалобно выли по ночам в предместьях Парижа. Стылая земля казалась совсем безжизненной, даже вездесущих ворон не было видно. Хозяйки не жалели дров, чтобы согреть свои жилища, но, даже несмотря на это, холод донимал всех. Лошади громко фыркали от мороза, редкие прохожие кутались в одежду и спешили поскорее закончить дела, чтобы сесть ближе к огню и выпить чего-нибудь горячего или горячительного, слушая, как ледяной ветер завывает в каминных трубах. В те дни Жану-Мишелю казалось, что ад — это вовсе не раскалённое железо, не печи и не котлы с кипящим маслом, а холод и лёд без конца — и ни единого огонька, чтобы согреться, ни единой звезды в тёмных тучах гнева Божьего… В «Божественной комедии» великого Данте Алигьери надпись над вратами Ада гласила: «Lasciate ogne speranza, voi ch’intrate» — «Входящие сюда, оставьте всякую надежду». В этих словах не было никакого огня, ни жара, ни тепла, от них веяло непреклонным холодом и одиночеством. Парижем в те зимние дни тоже овладел холод, и каждый, кто хотел дождаться весны, был вынужден сообразовывать свои планы с его безжалостной волей.
У Жана-Мишеля неожиданно появился повод предаваться столь печальным размышлениям: его дальний родственник, хозяин дома, в котором Жан-Мишель снимал комнату, на днях сильно простудился и слёг, а его единственная служанка Лизетта накануне исчезла, и никто не знал, что с ней сталось. Хозяин же был одинок и теперь умолял Жана-Мишеля отправиться за город к его родственнице, чтобы известить её о случившемся и попросить приехать. Жан-Мишель пожалел его и согласился. Он хотел позвать с собой Анри, но не застал его дома, так что пришлось отправиться в путь одному. Впрочем, идти было не так уж далеко — родственница хозяина, некая мадам Дюран, жила в предместье Сен-Мартен.
Читать дальше