Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. За огненным валом

— Вот вам типичный пример, когда человек обвиняет командование в безответственности, а сам никакой ответственности не чувствует. К тому же выдает противнику военные тайны, — назидательно произнес старший лейтенант Дранин, перебивая чтение лейтенанта Мозгового. — Там, небось, и место дислокации указано, и еще что-нибудь…

— Указано на конверте: Сталино.

— Значит, часть только еще формируется, — со знанием дела прокомментировал Дранин. — А письмо, скорее всего, послано через гражданскую почту. Можно себе представить, какой вывод сделает вражеский агент, прочитав это письмо, если оно к нему попадет. — И спросил: — Посмотри, Мозг: на этого писателя ничего нет в нашей картотеке?

— Я смотрел, — ответил лейтенант с явным разочарованием. — Ничего нету.

— Тогда отправь письмо по месту формирования части. Пусть тамошнее управление Смерша разбирается, кому писал этот взводный и зачем.

— Я тоже так подумал, — произнес Мозговой и победно глянул поверх очков на Киму Гринберг. — А писал он лейтенанту Солоницыну А.К., который служит… который служит… в артиллерийском полку командиром чего-то там… не поймешь чего, — закончил лейтенант Мозговой.

— Как вы сказали? — встрепенулась Гринберг.

— Что именно?

— Кому пишет.

— А-а, лейтенанту Солоницыну А.К.

— Так и у меня тоже Солоницын А.К.! — воскликнула она с изумлением. — Так этот Солоницын, оказывается, возглавляет целую шайку! Ну и ти-ип… Давайте сюда ваше письмо, я подошью его к другим письмам.

— Такие типы еще, к сожалению, встречаются. И даже в НКВД, — глубокомысленно заметил лейтенант Шутман, с университетским значком и медалью «За боевые заслуги». — Вспомните, сколько предателей было выявлено в тридцать седьмом среди военных. Сам Тухачевский…

— Ну-с, поговорили и будя, — нахмурил брови старший лейтенант Дранин. — Работайте, нечего трепаться.

За окном завыла серена воздушной тревоги. Все подняли головы и уставились на белые полоски бумаги, перекрещивающие стекла. Через минуту вдалеке послышались отрывистые выстрелы зениток, затем тяжелые удары бомб, с потолка посыпалась штукатурка.

— Опять станцию бомбят, — произнес кто-то, ни к кому не обращаясь.

— Работайте, товарищи, работайте, — торопливо повторил Дранин напряженным голосом, и стало видно, что он боится.

Впрочем, боялись все, но немцы, после того как их отогнали за Днепр, бомбили изредка лишь станцию, и все к этому вроде бы привыкли, но каждый думал: «А вдруг?», и пялился, ничего не видя и не соображая, в лежащие перед ним письма, пока выстрелы и взрывы не затихнут и не прозвучит отбой воздушной тревоги. Тогда все разом закуривали и с победным видом поглядывали друг на друга.

— И куда только наши части ВНОС смотрят? — произнес ворчливо Шутман, выпуская изо рта правильные колечки дыма. — Немцы летают, как у себя дома, а им хоть бы хрен по деревне.

— В нос они и смотрят, — сбалагурил Мозговой. — Только не друг другу, а начальству.

— Разговорчики! — одернул болтунов Дранин. — А вы, лейтенант Мозговой, как я посмотрю, явно заражаетесь критиканством от знакомства с безответственными высказываниями своих корреспондентов. Эдак недалеко и до соответствующего позиционерства.

— Да я… — стушевался Мозговой, побледнел и виновато захлопал ресницами.

Все торопливо докурили свои папиросы, решительно ткнули их в банки из-под рыбных консервов, после чего в комнате вновь воцарилась рабочая атмосфера.

Капитан Вениамин Атлас, выписавшись из госпиталя в сентябре сорок третьего, больше года служил в милиции Астраханской области, а в конце октября сорок четвертого получил направление по месту своей довоенной службы. Но прежде чем ехать в Ростов, нужно было разыскать семью, и он выпросил на это десятидневный отпуск, тем более что путь его в Ростов лежал через Кизляр, Грозный, Пятигорск, Минводы, а это совсем близко от Кисловодска, где семья и должна находиться.

Атлас ехал в неизвестность. Все его письма в Кисловодск либо оставались без ответа, либо возвращались с пометкой: «Адресат не найден». Написал он и в Ростов, в надежде, что жена с детьми успела туда вернуться, но из Ростова, освобожденного от немцев в феврале прошлого года, никакого ответа не получил. Однако Атлас надежды не терял, понимая, что война всё и всех перемешала и перепутала, а зыбкая еще мирная жизнь этот клубок распутает не скоро. О том, что семья его могла погибнуть, он старался не думать, хотя то из одного освобожденного города, то из другого доходили слухи о массовых расстрелах евреев. Да и в газетах писали о том же, но все больше о городах, лежащих далеко на западе: о Киеве, Харькове, Львове и других.