Давно хотел спросить Демидка, тут осмелел:
— Дядь Михайла, а ты вправду стрелец?
— Не похож? Поди кафтан пощупай, коли не веришь.
— Где он?
Андрюшка, что вертелся рядом, потянул за рукав.
— Айда покажу!
В чулане с окошком малым два ларя, видать, пустых. В углу за тряпицей полыхнуло огнём — стрелецкий красный кафтан. Тут же сапоги, шапка и другое, что положено.
Потрогал Демидка кафтан осторожно. А Андрюшка строго:
— Не замарай!
— Не… я маленько только…
Правду сказать, кафтан-то, как поглядеть поближе, сильно ветхий. И замарать его мудрено. Всяких пятен на нём предостаточно.
— А чего твой тятька его не носит?
— Отчего не носит? Носит. В караул когда идёт. Иль на ученье. А дома нешто такой одёжи напасёшься? Айда-ка в бабки играть!
Во дворе дядька Михайла сапожничал. Рядом Демидкин отец локтем в колено упёрся, бороду в кулак. Дядька Михайла между делом рассказывает:
— Так вот всякий стрелец чем ни то занимается. Кто, как я, сапоги шьёт. Кто кузнечным ремеслом промышляет. Кто торговлишкой пробавляется. Потому — одним государевым жалованьем не прокормишься никак…
— Ну скорее же! — подгоняет Андрюшка.
— Сейчас, бита куда-то запропастилась…
Возится Демидка в телеге — биту никак не найдёт. А может, ещё оттого, что слушает в одно ухо взрослый разговор.
Дядька Михайла тюкнул последний раз молотком по сапогу, поднялся:
— Надобно твоими делами заняться. Схожу узнаю. Не слышно ли что в доме боярина твоего Гаврилы Романовича. Есть у меня среди дворни друг не друг, знакомый человек…
— Сам хотел просить… Не знал, возьмёшься ли. Путь не близкий. Разговор не простой.
— Чего толковать, — буркнул на ходу дядька Михайла, — свои люди — сочтёмся. В беду каждый попасть может. Ноне это дело не хитрое… Марья спрашивать будет, скажи, к вечеру вернусь.
И зашагал длинными своими ногами к воротам.
Только Демидка со двора следом за Андрюшкой — сзади отцовский голос:
— Фёдор, погоди!
Шагает себе Демидка, в ус не дует. Какого-то Фёдора зовёт отец.
А отец уже сердито:
— Кому говорят, постой!
— Тебя! — толкнул в бок Андрюшка. Спохватился Демидка: а ведь верно, Фёдор-то теперь он сам и есть. Опять забыл!
— Куда? — спросил отец.
— В бабки, с ребятами.
— Посиди во дворе покудова, до Михайлы.
Посмотрел Демидка на Андрюшку. Тот одно понял: не пускает строгий дядька своего племянника на улицу.
— Не горюй, — сказал. — Дело и здесь найдём. Айда-ка что покажу!
Повёл на огород. Присел возле бревенчатой баньки. Запустил руку под нижний венец. Вытащил чудну́ю доску — в клеточку разрисованную. Высыпал на неё горсть маленьких фигурок:
— Видал?!
— Что это?
— Не знаешь?
— Не…
— Шахматы!
— Чего?
— Игра такая. Заморская. Её, говорят, сильно царь любит.
— А ты умеешь?
— Ага!
Стал Андрюшка правила объяснять. Мудрено! Однако, хоть и не сразу, понял Демидка. Только как ни начнёт — всякий раз ему шах и мат.
Андрюшка посмеивается:
— Это тебе не в бабки играть. Думать надо…
— Неспособный я, видно… — огорчился Демидка.
— Чудак, против меня ни один мальчишка в слободе не устоит. Может, надоело?
— Не… — даже испугался Демидка. — Давай ещё!
Велик летний день. А не заметил Демидка, как солнце за крышу спряталось.
— Будет на сегодня! — смешал фигурки Андрюшка. — Чай, ужинать пора. Есть охота!
Демидка насчёт еды промолчал: на чужие харчи шёл.
Спрятал Андрюшка на прежнее место клетчатую доску с фигурками.
— Айда в избу!
Перемахнули для скорости через плетень.
Глядь, а во дворе неладное. Дядька Михайла и Демидкин отец стоят друг против друга, словно бугаи.
Потянул Андрюшка за рубаху Демидку:
— Сядь, не лезь на глаза!
Притаились возле плетня.
Донёсся голос дядьки Михайлы:
— В другой раз говорю: запрягай лошадь и поезжай со двора!
— Что случилось, Михайла? — спросил Демидкин отец. — Расскажи толком…
А дядька Михайла своё:
— Сей же час чтоб духу твоего здесь не было!
— Бог с тобой, беглых укрывать — дело, понятно, не похвальное. Только не неволил ведь, не обманывал.
— Не обманывал? — гневно крикнул Михайла. — Детскую байку рассказал, а я и уши развесил. От ребятишек корку хлеба оторвал. Как же — родственник в беде…
— Зря куском хлеба попрекаешь, кабы купить мог, не просил бы…
Читать дальше