Геомар Куликов - Повесть о Демидке и медной копейке

— Куда деньги-то дел?

— Ты мои деньги видел…

— Эх, Иван, не думал, что душа у тебя такая чёрная да лживая…

— Чего он твоего дядьку Митрофана Иваном зовёт? — шёпотом спросил Андрюшка.

— Погоди… — чуть выговорил Демидка.

А дядька Михайла продолжал:

— Я тебе не господь бог. Не дудья, одним словом. И доносить не буду. А со двора поезжай…

— Твоя воля, — согласился Демидкин отец. — Однако совесть моя перед тобой чиста. Как было всё, так и передал. Об одном прошу: скажи, что в боярском дому говорят…

Помолчал дядька Михайла, словно бы и не знал, уважить просьбу Демидкиного отца или нет. Потом сказал-таки:

— Приказчик приезжал. Вчера лишь обратно уехал. Винился: недоглядел за боярским добром. Ивашка Мартынов, сказывал, поболе ста рублей серебром украл, а сам с сыном Демидкой сбежал. И чтоб следы замести, боярские хоромы сжёг. А в тех хоромах бояринова мать престарелая сгорела… Вот что, Иван, про твои дела известно…

В комок сжался Демидка. Будто сон дурной приснился. Хоть за ногу себя щипли.

Долго из-за плетня ничего слышно не было. Потом Демидкин отец сказал, как всхлипнул:

— Хочешь верь, Михайла, хочешь нет. Не было ничего такого. Не грабил и не поджигал. Богом тебе клянусь, памятью жены, жизнью своей… И денег у меня, кроме тех, что показывал, не было и нету.

— Кто ж боярские хоромы поджёг?

— Того ведаю не больше, чем ты…

Словно кто пинком вышиб Демидку из-за плетня.

— Я знаю! — закричал.

Оглянулись дядька Михайла с отцом.

— Помнишь, тять, я человека возле нашей избы видел, Евлампием показался?

— А ведь и верно…

Принялся Ивашка Мартынов все события последних дней вслух вспоминать. Демидка то и дело своё слово вставляет. Припомнили, как Евлампий к дядьке Степану приходил. Рассказал про Сычовы намерения. Тогда ещё подумал Демидкин отец: с чего бы?

Теперь ясно стало. На побег толкал. Чёрное своё дело хотел на другого свалить.

Стоит Ивашка Мартынов сам не свой. Мысли путаются. За побег — жестокое наказание. А тут и грабёж, и поджог, и убийство выходят. За такое — казнь смертная.

Заторопился:

— Собираться надо, Демид. Едем…

Принялся Лешака запрягать — руки не слушаются.

— Куда поедешь-то? — спросил дядька Михайла.

— Свет велик…

— Оставайся уж… Пропадёшь один. Без денег ведь…

Обернулся отец, кольнул:

— На награбленное проживу. Сам сказывал: поболе ста рублей из боярского дома унёс…

— Не поминай, Иван. Такое услышать, у кого хочешь вера пошатнётся. Хуже уезжать-то. Москва — город большой. Затеряешься, словно травинка сухая в стоге сена. В любом другом месте приметнее будешь.

Тётка Марья есть позвала.

Невесело прошёл ужин. Дядька Михайла с Демидкиным отцом словом не перебросились. Демидка всё думал: что ж теперь с ними будет? Один только Андрейка точно на иголках сидел. Шутка сказать, какую тайну узнал!

Потащил после ужина Демидку за баню:

— Расскажи!

— Чего рассказывать… — начал Демидка неохотно. А потом помаленьку разошёлся.

Андрюшка глазами хлопает:

— Ух ты! А дальше-то что? Я б ему…

— Только ты про всё это молчок! — предупредил Демидка.

— Могила! — пообещал Андрюшка.

Спать Демидку уложили на пол. С одного бока Андрюшка, с другого — отец. Жестко и непривычно Демидке. Однако быстро уснул. Не слышал, как ворочался отец, как встал и, осторожно ступая босыми ногами, вышел во двор.

Тоска щемила сердце Ивашки Мартынова. Тяжело легло на плечи чужое преступление. Чужое! Да поди докажи, что оно чужое! И того не ведал Ивашка, что придётся ему скоро самому провиниться против государева слова, царского указа…

Утром выбежал во двор Демидка. Лешак запряженный мокрыми губами шевелит. Отец в телегу сенца подкидывает. Возле отца дядька Михайла.

— Оно вроде и опаски большой нет. А погодил бы ты, Иван, на люди ехать.

— Не таракан я, Михайла, — отозвался отец, — у тебя за печью прятаться. Съестного добывать надо. Не век на чужой шее сидеть.

— Ноне на моей шее долго не усидишь, — с горечью сказал дядька Михайла. — Сам видишь…

— Больно тонка, погляжу, у мужика шея стала, — вздохнул Демидкин отец.

— Куда ты? — спросил Демидка у отца.

— На Пожар! — ответил Андрюшка, который и про Демидкиного отца, казалось, знал больше, чем сам Демидка.

У Демидки дух захватило:

— А что горит-то?

— Ох-ох-о! Умру от смеха! Гринька, Митька! — позвал Андрюшка братишек. — Я ему говорю: дядька его чегой-то там продать на Пожаре собирается. А он и спрашивает: «А что горит?» Вот потеха!