— Какие именно?
— Я боюсь, что, если мы осуществим такую меру, то есть если мы обезлюдим тыл, армия лишится необходимой рабочей силы. Некому будет доставлять боеприпасы, рыть окопы, прокладывать дороги...
— Мы можем оставить там столько болгар, сколько нам потребуется, — возразил Джани-бей, — и держать их под охраной.
— Разумеется! Я с вами согласен, бей!
— А второе ваше соображение? — спросил маршал.
— Об этом не стоит говорить. Оно не военного характера.
— А все же? Нам бы хотелось выслушать все ваши соображения.
— Речь идет о Софии. Ведь в городе, да и у вас в штабе находится много иностранцев, ваше высокопревосходительство. Среди них немало корреспондентов.
— Нам сейчас не до них. Мы ведем войну не на жизнь, а на смерть!
— Не прерывайте, полковник! Я вас слушаю, майор!
— Вам, господа, известно, что правительство ее величества прилагает неимоверные усилия, чтобы склонить на вашу сторону общественное мнение западных держав... Подумайте, такие жестокие меры могут стать фатальными! Сотни иностранцев. Миссии. Корреспонденты крупнейших газет! Где-нибудь в Карлово, в Калофере это еще возможно. Но в Софии, где находятся консулы трех держав, которых мы всячески стараемся привлечь на свою сторону... делать именно здесь...
— Ясно, майор! Это вопрос государственной политики, и он вне нашей компетенции. Считайте разговор на этом законченным, бей. До свидания, господа!
Сен-Клер холодно поклонился Джани-бею и десять минут спустя входил в большой дом, принадлежащий чорбаджии Мано, который англичане у него сняли и превратили в клуб.
В хорошо натопленном нижнем этаже клуба царили, как всегда, чистота и порядок. Первым, кого он увидел здесь, был генерал Бейкер. Генерал ужинал за дальним столиком с неестественно оживленным фон Гиршем и ответил кивком на приветствие Сен-Клера.
В переполненном салоне верхнего этажа, как и каждый вечер, леди Эмили и весь свободный от дежурства персонал английского госпиталя пили чай. Было шумно и весело. Доктор Грин, сидевший напротив виконтессы, рассказывал анекдоты. Завидев своего приятеля, он поздоровался с ним. Сен-Клер сел за стол рядом с мисс Пейдж, старшей сестрой госпиталя — строгой, сморщенной, как печеное яблоко, особой — и сказал, улыбнувшись: «Утомительный был денек!» Услышав эту фразу, Грин насупился; задумчиво отпив чаю, он сжал свой большой рот и стал совсем похож на бульдога.
Французское консульство находилось напротив главного входа в мечеть Буюк, на той же площади, где и аптека Сабри-бея. Двухэтажное изящное здание консульства — единственный современный европейский дом в городе — было построено три года назад самим Леге.
В первом этаже находилась канцелярия консула и его помощника Мориса де Марикюра, большой салон для приемов, а за ним еще один, поменьше, претенциозно названный мадемуазель д'Аржантон, гувернанткой Сесиль, зимним садом, так как там стояло несколько кадок с тропическими растениями. Витая дубовая лестница вела из большого салона на верхний этаж, где находились жилые помещения и кабинет Леге. На отделке и меблировке дома сказывался несколько облегченный стиль Второй империи. Обои спокойных тонов, гардины, зеркала — все говорило о богатстве государства, которое представлял консул, и о его собственном благоденствии и вкусе. Гармоничное сочетание старинного и современного, доступное только истому французу, наложило свой отпечаток на каждый уголок, на каждую деталь. Именно это и заставило маркиза Позитано при первом же визите воскликнуть: «Я чувствую себя здесь, как в Париже, Леандр!.. Увы! Только пока я в этих стенах...» — добавил он многозначительно.
Когда братья Будиновы подъехали к консульству (несмотря на протесты Андреа, Климент нанял фаэтон), парадный вход его, где развевался французский флаг, был ярко освещен фонарем и перед ним стояло уже с десяток экипажей. Обрадовавшись, что они не первые, братья вошли в вестибюль, отдали пальто встретившему их принаряженному деду Калимере, которого они не сразу и узнали. Климент, разумеется, не преминул дать брату несколько последних наставлений, на которые Андреа огрызнулся: «Не твоя забота! Сам следи за собой!»
Хотя приглашенным было сказано, что этот прием — «маленький праздник по случаю счастливого дня рождения мадемуазель Сесиль», гости понимали, что Сесиль — только повод. Настоящей причиной, по их мнению, была война. Это она заставляла людей вечно встречаться, чтобы узнавать все новые и новые сведения о военных действиях, которые с такой жадностью собирали не только наехавшие в город многочисленные корреспонденты, но и члены разных миссий, а еще больше консулы, в последнее время занятые едва ли не исключительно этим.
Читать дальше