Максуд Кариев - Спитамен

— Спанта, ты забываешь о детях. Что будет с ними, со мной?

— Ради вас я не пожалею своей жизни!

— Мне не страшно умереть. Но детей ты должен спасти!.. — Одатида уткнулась лицом в колени и разрыдалась.

— Только не ценой позора. А лишь доблестью и силой оружия…

— Разве не возвращать долг — не меньший позор? Что ты завтра скажешь Саксону?

Спитамен переменился в лице, будто Одатида ранила его в самое сердце. Он сник и долго молчал. Жена была права, в Согдиане испокон веку был презираем тот, кто не возвращал долга. Это считалось самым большим позором. Таких и после смерти не вспоминали добром.

Пламя в светильнике стало тускнеть и закоптило, видно, в нем выгорело почти все масло. Одатида поднялась и из маленького кувшинчика подлила в светильник золотистой жидкости. Огонек сразу повеселел.

Затем опустилась рядом с мужем и, обняв, потерлась лицом о его шею.

— Прости, я не хотела тебя обидеть…

Он лишь вздохнул. А прежде не замедлил бы обнять. Стоило ей лишь провести по его щеке ладонью, как он спешил прижать ее к себе.

Она стала покрывать легкими поцелуями его лицо. Он сидел неподвижно, устремив застывший взгляд в невидимую точку.

— Ты очень устал, я постелю тебе.

Она скрылась в соседней комнате.

Окно вновь озарила молния, резкий гром заставил Спитамена вздрогнуть. Он встал и, тихонько открыв дверь в комнату, где спали дети, опять долго смотрел на сыновей. Скорей бы утро, когда он услышит наконец их звонкие голоса и обнимет каждого, прижимая к груди. Увы, он нынче не привез им никаких подарков. Но они уже большие, может, поймут…

Почувствовав, что Одатида стоит за спиной, он обернулся. Глаза у нее были, как два черных омута, на их дне он увидел отражения звезд. Он подхватил ее на руки, пересек комнату и, толкнув коленом, отворил дверь в спальню.

Одатида никогда еще не обнимала его так страстно. Он давно не слышал от нее таких ласковых волнующих слов. Он, как в теплые волны, окунал лицо в ее рассыпающиеся по подушке волосы, жадно вдыхая их аромат. Нежные руки гладили его плечи, словно порывы ветерка.

— Что с тобой?.. Почему ты плачешь? — спросил он.

— Милый… любимый… — выговаривала она, будто в забытьи, не слыша его слов.

— Ты никогда не была со мной такой ласковой…

— Милый… любимый… — она то прижимала к груди его голову, погружая пальцы в густые волосы, то откидывалась назад и подолгу смотрела на него, то принималась целовать глаза, руки.

— Ты со мной будто прощаешься…

Объятья мужа в конце концов ослабли, и он вскоре уснул. Одатида еще долго лежала, не шевелясь, вперив взгляд в потолок. Из углов ее глаз выбегали слезы и исчезали. Спанта дышал ровно и спокойно. За окном шелестел дождь.

Одатида выскользнула из постели и стала быстро одеваться. Руки у нее дрожали, она никак не могла найти в темноте рукав. Вышла, ступая на цыпочках, босая, в переднюю большую комнату, где остался с вечера неубранным дастархан. На стене висело оружие мужа. Придерживая одной рукой ножны, другой медленно вынула из них меч. Тихо вернулась обратно, держа в левой руке светильник, а в правой сверкающее оружие. Поставила светильник на пол у изголовья мужа. Желтоватый огонек колебался от его дыхания. Он спал, слегка откинув голову, и чему-то улыбался. Рука его шевельнулась и поползла в сторону, наверно, искала жену.

А она стояла здесь, в белой сорочке, с растрепанными волосами. Одатида занесла меч, держась за рукоять обеими дрожащими руками. За окном ярко полыхнула молния, заполнив комнату ослепительным светом. И прежде чем грохнул оглушительный гром, она с силой опустила разящее оружие. Тело Спанты передернулось и приподнялось, будто хотело вскочить, а голова осталась на подушке. Тело медленно завалилось набок, большие руки щупали постель, словно хотели дотянуться до Одатиды. Она в испуге отпрянула в сторону. Голова скатилась на ковер, оставляя темный след. В стекленеющих зрачках отражался огонек светильника. По комнате распространялся запах крови.

Меч выскользнул из рук Одатиды и глухо стукнулся об пол. Она попятилась и вышла из комнаты. Распахнув наружную дверь, крикнула в темноту:

— Антик!..

— Я здесь, госпожа! — тотчас появился тот, будто стоял неподалеку и ждал ее зова.

— Ступай туда… — движением головы она показала на оставшуюся открытой дверь спальни. — Возьми его… голову. И оседлай коней.

Антик протиснулся мимо нее в комнату, схватил с полу дастархан, стряхнул посуду и остатки еды на пол и вошел в спальню. Набросил дастархан на окровавленную голову, плотно завернул ее и выскочил во двор.