Ромуальдас Неймантас - По следам солнечного камня

Теперь Айстис с ужасом смотрел на песок. Чего доброго, он проглотит не только ящерицу, но и человека, а возможно, и целый караван!

Навстречу по дороге шли люди, подгонявшие перед собой коз. Единственная одежда на них — набедренные повязки из крашеной ткани.

Начался еще один подъем, на этот раз такой крутой, что Айстис стал ощущать нехватку воздуха. Он сильно испугался, когда почувствовал, что не только воздуха не хватает, но и зрение ухудшается. Чем караван выше поднимался в гору, тем Айстис хуже видел. Он тер лицо руками, пытался вырваться из своего мешка, но ничего не мог поделать: краски белели, дневной свет угасал. Наступил момент, когда Айстис, держа руку перед глазами, перестал ее видеть. Он ослеп…

Айстис не мог сказать, как долго они продвигались вперед во тьме. По-прежнему звенели колокольчики, покрикивали сопровождающие, блеяли овцы и козы. Только Айстис их не видел, как ни старался. Неужели придется смириться со страшным несчастьем, которое на него обрушилось? Он готов был уже броситься в засасывающий песок и погрузиться в его пучину, как та бедная ящерица. Какой смысл ждать, если наступил конец света? Если бы не веревки, которыми он был привязан к мешку, он бы так и сделал. Но врезавшиеся в тело веревки отрезвили его. Айстис вспомнил родную деревню, где до глубокой старости дожил их сосед — его называли Расскажу-Сказку. Он лишился зрения в военном походе еще в молодости и стал Вайдисом [103]. Расскажу-Сказку научился играть на канклес [104]и под звуки струн пел о том, что давно прошло и что происходит сейчас… Ни один праздник не обходился без Расскажу-Сказку. И стар и млад издали кланялись ему, говоря, что в душе Расскажу-Сказку живут боги… Вот и он, Айстис, как Расскажу-Сказку, будет теперь сидеть у очага и рассказывать о том, что видел в далеких краях. Его будут слушать все дети рода…

И тут же Айстис посмеялся сам над собой. А как он, слепой, вернется домой?

Звякнули колокольчики. Послышались крики, призывы остановиться. Видимо, наступила пора отдыха. Но нет! Верблюды продолжали идти вперед, только медленнее — вероятно, дорога повела вниз, в долину…

Айстис сидел, зажмурив глаза.

Караван долго спускался с гор. По-видимому, горы эти были выше всех остальных.

Наконец послышались новые голоса. Переговаривались между собой женщины. Кричали дети. Откуда они? В караване детей не было…

Повернув голову в ту сторону, откуда раздавались голоса, Айстис решился открыть глаза. И вскрикнул от удивления: он опять видел!

Перед ним был старый колодец, обложенный бревнами, покрытыми мхом. Мужчины при помощи длинного шеста с крюком на конце поднимали из него бурдюк, полный воды. Меж ними сновали голые детишки. Шумно переговаривались женщины, с любопытством оглядывая караван, который проходил мимо колодца. Айстису трудно было поверить, что он снова видит. Но именно так и было: он видел!

Вертя головой во все стороны, как бы вновь открывая мир, он с жадностью всматривался в пестрые краски, мысленно вознося молитву к богу Патримпасу, вернувшему ему зрение. Вернувшись домой, он всем расскажет, что пережил.

Айстису было невдомек, что нарушение зрения было вызвано непривычным климатом и крутым подъемом в горы…

Слева простирались пески, по которым гуляли ветры. Справа чернели горы. Между ними виднелись белые башни. С вершин в долину спускались белые тропы. Вдоль них к скалам, словно птичьи гнезда, лепились домики.

— Харибет! Харибет! — кричал кто-то. — Харибет-эль-Бейда! Харибет-эль-Сауда!

Это означало: «Белые развалины», «Черные развалины».

Поводыри сообщали, что караван пришел в оазис Черных и Белых развалин. Обычно по пути из Газы караваны останавливались здесь на длительный отдых.

В оазисе Черных и Белых развалин дороги расходились в разных направлениях. Отсюда часть каравана должна была пойти на восток, через пески, в сторону Шабвы, а остальная часть — в направлении Мариба и оттуда на юг.

Айстис оглядывался вокруг. Его поразили огромные колонны высотой примерно в сто пядей. Они были сложены из огромных каменных глыб. Одни колонны возвышались среди зелени вокруг колодца — об них терлись овцы и козы. Другие виднелись по ту сторону дороги, среди песков.