Ромуальдас Неймантас - По следам солнечного камня

Он хотел выйти из каюты, но двери были заперты. Не понимая, что происходит, Айстис с тревогой ждал рассвета. Утро не принесло разгадки. Курций не появлялся. Вместо него в каюту вошел пират, которого Айстис прежде не видел, и поставил перед ним завтрак — засохшие лепешки и вонючую воду вместо вина. На вопросы пират не отвечал, лишь взглянул со злостью и захлопнул двери.

А корабль все плыл и плыл.

Наступило еще одно, неизвестно какое по счету утро.

Раздались шаги. Щелкнул засов. На пороге открывшихся дверей показался Синдор:

— Выходи!

Айстис увидел, что корабль медленно приближается к берегу. Впереди уходила вдаль прибрежная равнина, покрытая красным ковром растительности пустыни. Она упиралась в горы, синеющие на горизонте и поросшие черно-коричневыми развесистыми деревьями. У самого берега белели дома, покачивались лодки под треугольными парусами.

Корабль, ночью сменивший черные паруса на белые, подходил к набережной, укрепленной валунами.

На палубе, связанные друг с другом, стояли несколько десятков мужчин и женщин. Айстиса подтолкнули к ним, накинули на шею веревку.

Прощай, свобода!

Синдор велел вывести пленников на берег.

Они шли с мола в ту сторону, откуда доносился шум. Обгоняя их, туда же двигалась и толпа людей, приплывших на лодках. Большинство — мужчины, вооруженные, одетые в длинные халаты, головы покрыты покрывалом из полосатой материи. Некоторые ехали верхом.

Нескончаемый поток людей и животных! Над ними клубилась пыль, вился дым от костров, разложенных тут же, на улице. На кострах жарили мясо. Смешивались въедливые запахи мяты, чеснока, свежего помета, людского и животного пота… Какие только звуки не раздавались вокруг! Каждый, казалось, бормотал, кричал, шумел, не умолкая ни на мгновение! Айстиса оглушали восклицания продавцов, скрип подвод, пронзительный рев ослов.

Когда пыль немного рассеялась, он постарался разглядеть людей. Кого только здесь не было! Одни казались иссохшими, словно глинистая почва, изнывающая от безводья. Кожа других буквально светилась солнечной желтизной. Третьи смотрели из-под черных сросшихся, как птичьи крылья, бровей. На их головах — белые повязки, украшенные перьями.

Чем дальше они углублялись в город, раскинувшийся у моря, с улочками, убегающими от причала к подножию гор с величавыми кедрами, тем чаще на обочине дороги, иногда прямо на прохожей части, им встречались ремесленники. Один тут же лепил горшок, другой вырезал поделки из кожи, дерева. Стучали молотки жестянщиков. В одном месте, у каменной ограды, были развешаны цветные одежды, около них дымилась кухня, где пожилой толстый мужчина пек лепешки. За ними свой товар предлагал ювелир. Покупателей так и манили золотые серьги, бронзовые браслеты, ожерелья…

Всюду сновали мальчуганы — помощники ремесленников. Они предлагали прохожим остроносые ботинки, вышитые бисером.

Пробежала собака, морда которой была выкрашена в красный цвет. Где он уже слышал рассказ о красномордой собаке? Айстис вспомнил: о ней рассказывал Такемт, когда они бродили по базару в Александрии, где видели купцов, продающих пурпурные одежды.

«На восточной части Внутреннего моря, — говорил он, — с древних времен жили немногочисленные племена, которых наши предки называли пони-кия, что означает „красное“, а также — растение, которое используется для изготовления красной краски. Говорят, что от этого и произошло название финикийцев и Финикии. Другие говорят, что земля, на которой финикийцы жили, была бесплодной. Семьи рыбаков кормило море, и к нему льнули усадьбы финикийцев, а позже — их города. Море давало и все необходимое для ремесел.

Легенда рассказывает, что однажды рыбак поймал в сети моллюска по имени Мурех брандари, по виду как яблоко с шипами, и выбросил его на берег. Голодная собака рыбака полакомилась моллюском и так украсила себе морду красным, что никто не мог ее отмыть! С тех пор рыбак и его наследники стали изготовлять из этого моллюска пурпурные краски и красить в пурпур одежду, которая ценилась очень дорого…»

Айстис еще раз взглянул на собаку, которая подлизывалась к прохожим. «Где-то недалеко должна быть мастерская краски», — подумал он и не ошибся. Ближе к центру Газы шум стал еще сильнее, он раздавался из мастерских, тесно облепивших улочки. Мастерские примыкали одна к другой. Под их навесами сидели резчики, ткачи, кузнецы, кожевники, гончары…

Айстис стал вспоминать, что еще рассказывал о финикийцах Такемт.