Юрис Леон - Суд королевской скамьи

Она в смущении посмотрела на доктора Либермана.

— Будьте добры, отвечайте на вопрос, — сказал судья.

— Я говорила тут с юристами.

— Фактически вы не в состоянии никого опознать — ни Восса с Фленсбергом, ни Лотаки или Кельно.

— Нет, не могу.

— На самом деле, может быть, вам делал операцию доктор Борис Дымшиц.

— Я не знаю.

— Но вы должны знать о заявлении доктора Кельно, что он посещал своих пациентов после. операции. Если это свидетельство соответствует истине, вы могли бы опознать его.

— Я очень плохо себя чувствовала.

— Доктор Кельно также показал, что собственноручно проводил обезболивание в операционной.

— Я не уверена, что была в операционной в то время.

— То есть это мог быть и не доктор Кельно?

— Да.

— Часто ли вы видите свою сестру в Иерусалиме?

— Да.

— И вы часто обсуждали эту тему, особенно с тех пор, как вас попросили дать показания по данному делу?

— Да.

Мантия сползла с плеч сэра Роберта, когда он в волнении вскинул руки, несмотря на все старания хранить спокойствие.

— Но расплывчатые воспоминания ваши и вашей сестры во многом противоречивы, особенно в том, что касается дат и временных промежутков. Весьма сомнительны показания, на носилках или на каталке вас доставили в операционную... справа или слева от вашей головы сидел доктор Тесслар... наклонялся ли стол... могли вы или нет видеть отражение в рефлекторе лампы над головой... кто находился в комнате... сколько недель вы провели в третьем бараке после облучения... что говорили по-польски и по-немецки... вы показывали, что были в полубеспамятстве, а ваша сестра утверждала, что бодрствовала... вы не совсем уверены, где вам делали укол, в операционной или в другом месте.

Бросив заметки на стол, Хайсмит, упираясь в него руками, склонился вперед, тщательно следя, чтобы у него сохранялся тот же ровный тон голоса.

— Я могу предположить, мадам Галеви, что тогда вы были слишком молоды и вам трудно дать отчет о событиях, происходивших много лет назад.

Она внимательно выслушала. из уст доктора Либермана перевод на иврит. Кивнув, проронила несколько

— Что она ответила? — поинтересовался судья.

— Миссис Галеви говорит, что сэр Роберт, может, и прав относительно неувязок в ее рассказе, но, есть то, чего ни одна женщина не сможет забыть никогда. День, когда она узнает, что ей никогда не выносить собственного ребенка.

14

Чехословакия была верна себе. Прага не скрывала, что ее сердце принадлежит Западу, да и весь ее внешний вид говорил об этом. Из коммунистических стран она была самой либеральной, ибо в ее памяти были живы дни свободы. С Запада на автобусах, поездами и на самолетах прибывали толпы туристов.

Приземление самолета компании «Эл Ал» не вызвало особого волнения. Чехи давно определили отношение к своим еврейским согражданам и к государству Израиль. С дней Яна Масарика и конца войны они искренне скорбели о семидесяти семи тысячах чешских евреев, погибших в Тереэиенштадте и других лагерях уничтожения; именно Масарик отверг требования англичан и позволил Чехословакии стать сборным пунктом, откуда немногие пережившие холокауст пытались прорвать английскую блокаду Палестины.

Так что рейс «Эл Ал» не привлек почти ничьего внимания, если не считать, что прибытие пассажира Шимсона Арони вызвало изрядное волнение в управлении полиции.

— Отель «Ялта», — сказал он водителю такси.

Машина осторожно миновала скопище велосипедов, троллейбусов и машин на Вацлавской площади.

Он подошел к стойке портье. Было четыре часа. Еще два часа — и надо приниматься за дело, подумал Арони.

Маленький номер на одного, крохотная комнатка. Вся его жизнь, которую он посвятил поиску скрывающихся нацистских преступников, прошла в таких номерах. Прага осталась единственным приличным городам во всех коммунистических странах, но после убийства Катценбаха и тут стало плохо пахнуть.

Открыв свой потрепанный чемоданчик, он уже через минуту выложил все его содержимое. За спиной два миллиона миль по воздуху. Два миллиона миль охоты и слежки. Два миллиона миль мести.

По уже знакомому маршруту он пересек площадь. Сначала в пивной бар «У Флеку», Израильское пиво далеко не такое хорошее. Откровенно говоря, оно просто плохое. Когда Арони приходилось путешествовать до выхода в отставку, у него была возможность пробовать хорошее пиво, но теперь ему оставалось утешаться лишь тем, что он все уже перепробовал. «У Флеку», огромный пивной зал, угощал действительно лучшим пльзенским.