Константин Григорьев - Зелёный туман

Владимир Сергеевич замолчал, как всегда, устремив взгляд в исчезающий во тьме противоположный берег. Потом, тяжело вздохнув, продолжил.

– Я, конечно, иногда волей-неволей встречался с людьми и из моего прошлого в этом времени и из моего прошлого в прошлом. Все встречи были очень тяжёлыми. Вот, например, ещё при жизни Гали ко мне подошла на улице странно знакомая пожилая женщина и спросила:

– Простите, вы, случайно, не родственник Владимира Сергеевича Емельянова?

Я насторожился и тут же узнал женщину: это была учительница биологии из той школы, в которой я сам когда-то преподавал. Конечно, я соврал, что никакой я не родственник.

– Тогда извините, – сказала женщина, – но вы очень похожи на работавшего когда-то в нашей школе преподавателя труда. Он пропал без вести двадцать семь лет назад: ушёл вечером в магазин – и не вернулся. Грустно, правда?

Я не мог не согласиться, что это действительно очень грустно.

А два месяца назад меня по службе занесло на Пречистенку. И я буквально нос к носу столкнулся с человеком, лицо которого невозможно забыть, – с Лохматым. Он сосредоточенно, целеустремлённо шёл по улице, не обращая внимания на прохожих. Признаться, меня как током ударило: лето! 2009 – 40 = 1969. Он шёл в прошлое, шёл ко мне! Я последовал за ним. И правда: Лохматый дошёл до дома №16/2, остановился, решительным, злым взглядом смерил дом и шагнул к подъезду. Разумеется, мне и в голову не пришло его останавливать. Когда Лохматый исчез в подъезде, из моих ног, казалось, вынули кости – так они ослабли. Я вдруг явственно почувствовал, какая она зыбкая, связь между временами: вот Лохматый здесь, через мгновение окажется в прошлом, а ещё через двое суток встретится со мной, молодым и счастливым, в далёком 1969 году. И странно, каким этот далёкий 1969 года показался мне тогда близким.

Владимир Сергеевич потёр виски и извиняющимся тоном сказал:

– Извините, заболтал я вас, пора и собираться.

Я понял, что сейчас самое неподходящее время для вопросов: банкир явно находился не здесь, а витал в других, понятных ему одному мирах.

Мы молча собрали снасти и, скомкано попрощавшись, разошлись.

Признаться, я был ошарашен концовкой – или не концовкой? – истории банкира и, вернувшись домой, понял то, с чего начал свои воспоминания о встречах с Владимиром Сергеевичем: цени своё время, потому как своё время, оно потому и своё, что ты в нём свой. А с чужого – с денег ли, со времени ли – не наживёшься. Чужое – угли на голову. Кто же в результате путешествий во времени оказался счастливее? Явно не Курбатов, не Ремизов, не Лохматый и не Ярославец. Только – и то с натяжкой – Владимир и Галина, но они-то попали во временные переплёты не по своей воле, оставив, тем не менее, после себя кучу разбитых судеб своих родственников.

Когда я засыпал, в предсонной дрёме Время казалось мне живым существом, добрым, но чрезвычайно требовательным к соблюдению предоставленной ему власти над событиями.

ДОМ ОТДЫХА

Мне довелось порыбачить в компании Владимира Сергеевича ещё пару недель. Он больше не рассказывал о своих приключениях, только иногда, всегда неожиданно, вдруг, усмехнувшись, вспоминал какую-нибудь забавную историю из своей жизни в прошлом, после чего сгонял улыбку с лица и надолго замолкал, сосредоточенно глядя в так манящий его противоположный берег. В свою очередь, я иногда, когда Владимир Сергеевич был в настроении слушать, рассказывал ему байки из своей армейской жизни, которую банкир почти не знал. В конце августа, сматывая удочки после очередной неудачной рыбалки, я сказал ему, что уезжаю по путёвке в наш ведомственный санаторий, на юга.

– Что ж, – улыбнулся Владимир Сергеевич, – значит, это была наша последняя рыбалка. Хорошо вам отдохнуть. И у меня, кстати, отпуск тоже заканчивается.

– Ну, так, значит, до весны? – спросил я.

– До весны, – кивнул Владимир Сергеевич. – Вот, кстати (он протянул мне свою визитку), мой адрес на Большой Филёвской, заходите, как вернётесь с курорта, поболтаем. Удачи!

– До встречи! – ответил я и, спрятав визитку, пообещал непременно зайти, хотя фраза "поболтаем" из уст молчуна-банкира показалась мне несколько странной.

В санатории моим соседом по номеру оказался отставной полковник, разумеется, ракетчик, – крепкий, упитанный мужик под шестьдесят. Звали его Пётр Васильевич Подрезов.

Вечером мы, разумеется, выпили коньячку за знакомство, поболтали ни о чём и, как водится, поругали родное министерство. Вдруг – совершенно неожиданно – полковник спросил: