Валерий Шелегов: Зелёный иней

Заполярье. В мае пошел массовый гусь. Тундра стыла под спрессованными снегами, лишь на редких буграх скупое тепло весны оголило землю. Тяжелые и безгласные косяки гусей держались на черных от бурового шлама разведочных линиях, оставленных в тундре геологами. Отдыхала птица.

Горный гусь шел из Канады. Шел молчаливым косяком на весновку, не орал как водится. Не крупный, но выносливый к холодам тундры, когда она еще укрыта апрельским стеклом снега. В тундре канадский гусь отдыхал. И отрывался к югу, к далеким на горизонте горам. Там уже тепло. Там на горных озерах гусь гнездился и выводил потомство. И кричал этот «канадец» осенью так, прощаясь с родиной, что хотелось плакать человеку, понимая этот протяжный гусиный крик.

Весной гусь не кричал. Оберегаясь, он не выдавал свое присутствие в местах скопления. Буровики птицу не жалели, добывали гусей в пуржистую пору «мешками». Его, гуся, можно в такое время брать и голыми руками.

Непогода давит птицу с небес. Гуменик переживает пургу, камнем свалявшись под белым одеяльцем. В стаде, однако, сторожем вожак. Сереет валуном, вытянув шею. При опасности, уводит бёгом стадо. Человек да песец — враг птице в тундре. Эти — грызут гусю «шейку». И не одну…

Другую неделю, находился в буровой бригаде. И никак не мог привыкнуть к «пойманным» гусям, варварству буровиков. В детстве, помню, в сильный снегопад приземлилась масса диких гусей на луг, перед «стрельбищем» Первого военного городка. Бабы из окрестных домов — сторожили этих гусей! От нас, подростков! Первый зазимок — густой и тяжелый снегом. Прояснилось небо, и гуси загоготали, вытянули шеи. Разбежались серой массой, и дружно взмыли в голубое небо. С благодарным криком русской женщине! Без милосердия, мир не устоит.

Буровики выделили нам пустующий вагончик на санях из буровых труб. Приехали с геофизиком Лопаткиным налегке, рассчитывая управиться за пару дней. А пурговали две недели. После чего, на дизельном вездеходе вернулись на Мыс Шмидта, ночью в общежитие.

В комнате мы жили вдвоем с Володей. Мыс Шмидта на побережье Восточно-Сибирского моря. В милях полста в океане остров Врангеля. За поселком пологая тундра в снегах к горизонту. Белое безмолвие.

Барак общежития, под крышу в снегу. Прилетел на Мыс Шмидта в апреле из Магадана, по направлению «ГЕОЛКОМА» «Северо-Востока». Погранзона. Морское арктическое побережье за Полярным Кругом. Забраться не просто, без «направления» и «пропуска».

Время романтиков кончилось в восьмидесятых. И на меня, как на сумасшедшего, глядели коллеги. В Якутии оставил семью и махнул на «пуп земли». «Пуп» этот в Арктике ощущается. Небо рядом: рукой трогай. А при движении по тундре, рождается чувство катания с горки, будто по глобусу едешь.

Обычно «летунами» в экспедициях — «алиментщики». Кто работал до первого и длительного запоя. Народ на северах крепко пьющий. Бескорыстный. Люди в своем деле спецы. Их знали в лицо, легендарных людей, берегли. Прятали в тундре от «цивилизованных запоев». Терпели, пока сами они не «становились на крыло», одержимые переменою мест. «Горные гуси» Геологии Заполярья…

В тундре привычно жить и работать, имея терпение. Работал на побережье Моря Лаптевых. Жил в якутских поселках. Делал геофизику в колымских болотах Зырянки. Сезон отработал «гравиметристом» в тундре от Чаунской экспедиции в Певеке. На знаменитой «Территории» писателя Олега Куваева. Объехал на бульдозере Территорию вдоль и поперек. Своими ногами ощупал болотистую Чукотку, работая на Палявааме.

Нервная погода в тундре, дожди. Постоянно дует ветер. Сырость и холод в продуваемых палатках. Болото. Бульдозер тонет. Вагончики на санях зимой доставляются. В летнее время стоят «базой» на берегах рек и озер. Кругом топь. Куда их потянешь? Вертолет, роскошь для переброски. Передвижение бригады по тундре в «пене» — прицепом за трактором.

Мобильные отряды геофизиков живут в палатках. Щитовой пол устилается рубероидом. На консервных ящиках — «примусы» и «шмели». Работают на керосине. Греют пламенем помещение палатки. Спальные мешки влажные от сырости. Под сапогами чавкает вода. Вода в тундре везде. Оттаивает верхний слой «вечной мерзлоты». Спать приходится на надувном матраце. Спальные мешки впихиваются вкладышами в олений куколь. Трубчатая шерсть от оленьих шкур и в супе, и в каше. Лица чумазые от копоти керогазов, глаза лихорадочные от недосыпа. Кажется, сырость и холод вошли в тело навсегда. И баня не поможет. «Парная» на базе, в вагончике…