Колин Маккалоу - Антоний и Клеопатра

Всегда извлекающий для себя уроки Октавиан с этого времени стал посылать для управления Египтом только людей низкого происхождения. Он также следил, чтобы экс-консулов, управляющих провинциями, посылали в те районы, где нет больших армий. Армии доставались экс-преторам, а поскольку они хотели быть консулами, то следовало ожидать, что они будут вести себя пристойно. Право на триумфы будет иметь только семья Октавиана, и никто больше.

— Умно, — заметил Меценат. — Твои сенаторские овцы ведут себя как ягнята: бя-я-я, бя-я-я.

— Новый Рим не должен позволить возвышаться амбициозным людям таким образом, чтобы они показывали свои цвета всадникам, не говоря уже о простых людях. Пусть они завоевывают военные лавры — пожалуйста, но на службе у сената и народа Рима, а не для того, чтобы усилить свои собственные семьи, — сказал Октавиан. — Я придумал, как кастрировать аристократов — старых или новых, без разницы. Они могут жить так, как хотят, но никогда не должны стремиться к публичной славе. Я разрешу им набивать брюхо, но — никакой славы.

— Тебе нужно еще одно имя, кроме Цезаря, — сказал Меценат, глядя на красивый бюст бога Юлия, привезенный из дворца Клеопатры. — Я заметил, что тебя не привлекает ни «вождь», ни «принцепс». Разумеется, «император» лучше, чем «вождь», а «сын бога» уже не актуален. Но какое имя?

— Ромул! — тут же предложил Октавиан. — Цезарь Ромул!

— Невозможно! — пронзительно крикнул Меценат.

— А мне нравится Ромул!

— Пусть это тебе нравится, Цезарь, но это имя основателя Рима — и первого царя Рима.

— Я хочу, чтобы меня называли Цезарь Ромул!

Октавиан настаивал на своем, как бы ни уговаривали его Меценат и Ливия Друзилла. Наконец они пошли к Марку Агриппе, который в это время находился в Риме, потому что был консулом в этом году и будет консулом в новом году.

— Марк, убеди его, что он не может быть Ромулом.

— Я попытаюсь, — сказал Агриппа, — но ничего не обещаю.

— Я не знаю, о чем весь этот спор, — угрюмо произнес Октавиан, когда снова зашел разговор об имени. — Мне нужно имя, соответствующее моему статусу, и я не могу придумать что-то хоть наполовину отвечающее ему, кроме Ромула.

— Ты передумаешь, если кто-нибудь найдет имя лучше?

— Конечно передумаю! Я не слепой и понимаю, что имя Ромул подразумевает царя!

— Найди ему лучшее имя, — велел Агриппа Меценату.

Имя нашел Вергилий, поэт.

— А как насчет Августа? — осторожно спросил Меценат.

Октавиан удивился.

— Август?

— Да, Август. Это значит «высочайший из высших, самый славный из славных, величайший из великих». И это имя никогда никем не использовалось как когномен.

— Август, — произнес Октавиан, вслушиваясь в звучание. — Август… Да, оно мне нравится. Очень хорошо, пусть будет Август.

Тринадцатого января, когда Октавиану исполнилось тридцать пять лет и он был консулом уже в седьмой раз, он созвал сенат.

— Для меня настало время сложить полномочия, — сказал он. — Опасности больше нет. Марк Антоний, бедняга, уже два с половиной года как мертв, а с ним и царица зверей, которая подло подкупала его. Панические состояния и ужасы того времени ушли в прошлое. Они ничто по сравнению с мощью и славой Рима. Я был верным стражем Рима, его неустанным защитником. Поэтому сегодня, почтенные отцы, я предупреждаю вас, что отказываюсь от всех моих провинций. Это зерновые острова, обе Испании, обе Галлии, Македония и Греция, провинция Азия, Африка, Киренаика, Вифиния и Сирия. Я передаю их сенату и народу Рима. Все, что я хочу сохранить, — это мое dignitas со статусом консуляра как главы сената и мой личный ранг почетного плебейского трибуна.

Палата взорвалась.

— Нет, нет! — слышалось отовсюду все громче и громче.

— Нет, великий Цезарь, нет! — раздался громкий голос Планка. — Умоляем тебя, останься правителем Рима, мы доверяем тебе!

— Да, да, да! — со всех сторон.

Фарс продолжался несколько часов. Октавиан пытался протестовать, говорил, что он больше не нужен, а палата настаивала, что он нужен. Наконец Планк, известный ренегат, отложил рассмотрение этого вопроса на три дня, до следующего собрания палаты.

В шестнадцатый день января палата в лице Луция Мунация Планка обратилась к ее самому яркому представителю.

— Цезарь, твоя твердая рука всегда будет нам нужна, — сказал Планк самым медовым голосом. — Поэтому мы просим тебя сохранить твой imperium maius над всеми провинциями Рима и хотим, чтобы ты продолжал быть старшим консулом и в будущем. Твое скрупулезное внимание к благосостоянию Республики мы все отметили, и мы рады, что при твоей заботе Республика вновь обрела мощь, восстановила силы на все времена.