Черный столб дыма от сырой травы, облитой животным жиром, увидят сторожевые посты и в свою очередь зажгут костры на дальних курганах. И так по всей степи. Сигнал о сборе дружин быстро дойдет до всех уголков, где проложили в траве широкий след высокие, в рост человека, колеса кочевых сиракских кибиток.
Из уст в уста, из хижины в хижину поползла по крепости тревожная весть:
— Спешите точить мечи, сираки! Старый Ктес собирает войско.
— К Ктесу идут старейшины! Он уже два часа восседает на шкуре вола!
Не успело солнце переместиться по голубому лугу неба на длину метательного копья, как все старейшины уже собрались вокруг Сидящего-на-Воловьей-Шкуре. Седовласые бородатые старцы с дубленной степными ветрами, почерневшей на руках и лицах кожей долго совещались, объясняясь больше жестами, чем словами. Потом Досимоксарф, самый древний и немощный старец, обратился к мужу верховной жрицы Томирии:
— Мудрый Ктес! Поведай нам, какая нужда усадила тебя на воловью шкуру? Что за беда грозит славному племени сираков?
— Грозную весть хочу сообщить вам, мудрейшие. Сватался Мегилла Роксоланский к нашей повелительнице Зарине. Был бы от того нашему племени разор великий. Должна ли была она отказать ему? Или надо было принять его предложение и тем самым нарушить заветы предков?
— Отказать! Отказать! — разноголосо прокричали старцы.
— Она и отказала ему. Мегилла не успокоится на этом, с войском придет. Будем ли мы ждать сложа руки, пока он нас в плен возьмет и поселения наши порушит?
— Надо готовиться к достойной встрече.
— Вот и сел я на воловью шкуру вашего совета спросить, мудрейшие, как поступить нам. Стоило ради этого нарушать ваш покой?
— Стоило, стоило.
— Слова жду вашего, будем ли зажигать факел войны?
Зашептались старцы и тут же умолкли. Вещий Досимоксарф прошамкал:
— Зажигай факел войны, Ктес.
Ктес высоко над головой поднял бронзовую булаву, и тотчас сорвался с места всадник, молодой, воин Ассан, ждавший решения Совета старейшин. Кто-то кинул ему горящий факел. Он поймал его на скаку и помчался к сторожевому кургану. Через минуту черный столб дыма поднялся над его вершиной. А старейшины тем временем успели переместиться поближе к котлу, из которого вкусно пахло вареной говядиной.
* * *
На кургане, у самого Антикита, шевелит ветер фиолетовые заросли кермека. Здесь край сарматской степи. На той стороне земля меотов.
Высоко в небе плывет орел, высматривающий добычу. Ему хорошо видно, как в зарослях камыша и осоки медленно бродит самодовольный кабан, как недвижно замерла длинноногая цапля. В Антиките вода сладкая — раздолье для всякой живности: дичь спокойная, непуганая.
Тишина. Безлюдье.
Но покой обманчив. Пернатый хищник отлично различает в траве белеющие кости — следы давних битв. Кто знает, чьи пути пересеклись здесь, чья жизнь оборвалась? А вот и живые люди, затаившиеся среди редких кустиков кермека. Отсюда, из-под облаков, они выделяются четко. Но попробуй различи их с земли или с высоты конского седла. Колышущиеся стебли сливаются в единый серый тон с одеждой. Тела засадных воинов будто вросли в горячую землю, взоры прикованы к чужому берегу.
Лисица, мышкующая на краю плоского холмика, вдруг настороженно подняла острую мордочку и, косясь на реку, затрусила в сторону. Тяжело взлетела цапля. Еще напряженнее стали люди.
Порыв ветра донес из-за камыша призывное ржание лошади…
С противоположного берега по узкой ложбине спускается к броду караван тяжело навьюченных лошадей под охраной пяти всадников. Чей это караван? Эллинский? Нет. Посадка выдает кочевников. Скифы, везущие медь или изделия из железа? Тогда почему так мало охраны?
Среди затаившихся в засаде сираков одна девушка — юная жрица. Атосса из рода Крылатого Волка. Ей нужно добыть голову врага. Вот почему она по мере приближения каравана нетерпеливее других то приподнимает, то опускает лук.
Тихий окрик старшего заставляет Атоссу замереть. Начальник дозорной группы никак не может определить, кому принадлежит караван. Нужна осторожность, чтобы не напасть на своих.
Раздался односложный скрипучий крик — так зовет свою подругу коростель, небольшая луговая птица. Только на этот раз его скрип оборвался чуть раньше, чем следовало. Передний всадник, ехавший с опущенной в задумчивости головой, вздрогнул, сторожко осмотрелся вокруг. Но степь молчала. И что-то грозное было в этом молчании. Тогда он приложил руку к губам и послал в степь короткий стонущий звук. Ответ последовал тотчас же. Крик коростеля был условным сигналом сираков. Из кустиков кермека поднялись десять пеших воинов, державших луки наготове.
Читать дальше