Джейсон Гудвин - Величие и крах Османской империи. Властители бескрайних горизонтов

Расходы османского султана были теперь вопросом международной политики. В 1854 году империя впервые разместила облигации займа на Лондонской бирже, и с того дня держать ответ за расточительство предстояло уже не перед османским крестьянином. Янычар, которые могли бы вслух возмутиться мотовством двора, больше не было. Одни лишь требования мирового рынка облигаций могли сдержать поток безумных трат — и в 1875 году империя была вынуждена объявить себя банкротом. В обмен на реструктуризацию долга иностранные кредиторы потребовали доступа к финансовым и властным рычагам османского государства, настояли на проведении реформ и призвали султана взять под контроль ситуацию в Болгарии, где полыхало перекинувшееся из Боснии восстание, которое с чудовищной жестокостью пытались усмирить печально знаменитые банды турок-башибузуков.

В 1876 году в столице устроили бунт ученики медресе, за которыми, возможно, стояла группировка либерально настроенных министров, возглавляемая Мидхад-пашой, любимцем реформаторов. Абдул-Азиз был смещен фетвой великого муфтия и вскоре покончил жизнь самоубийством. [88] Его тело обследовали шестнадцать турецких и иностранных врачей, и один лишь доктор посольства Великобритании не согласился с версией самоубийства. Для нового султана Мурада V, человека хорошо образованного, интересующегося науками и литературой, но много лет прожившего фактически под домашним арестом и питавшего слабость к вину, это стало тяжким потрясением. Его психика и так уже была расшатана, а тут еще эта загадочная смерть и следом — убийство нескольких министров, совершенное пехотным капитаном-черкесом. Через четыре месяца, в разгар войны и внутриполитического кризиса, безумного Мурада V вернули под домашний арест, и 7 сентября 1876 года, незадолго до полуденного намаза, мечом Османа был опоясан Абдул-Хамид II.

Тем временем великие державы провели в Константинополе международную конференцию, призванную выработать соглашение о признании территориальной целостности Османской империи и в обмен на это принудить ее провести реформы. Абдул-Хамид назначил Мидхад-пашу великим визирем, и 19 декабря под пушечный салют было провозглашено принятие конституции, написанной по бельгийскому образцу. Это лишило конференцию всякого смысла, и через несколько недель она прекратила работу. Мидхад-паша задержался на своем посту немногим дольше: едва иностранные дипломаты покинули Константинополь, Абдул-Хамид изгнал его из страны. Хваленая конституция предусматривала создание законодательного собрания, в состав которого входили семьдесят один мусульманин, сорок четыре христианина и четыре еврея. Первое заседание этого парламента состоялось в марте 1877 года, а вскоре грянула война с Россией. 20 января 1878 года русские прорвались через перевал Шипка и взяли Эдирне. Столкнувшись с критикой со стороны депутатов, султан распустил парламент.

После этого движение так называемых молодых османов, которые желали возвращения к истинному исламскому благочестию и не видели никаких противоречий между либеральной демократией и догматами религии, выдохлось и утратило всякий авторитет. Султан был вынужден подписать перемирие в Сан-Стефано — настолько катастрофическое для Османской империи и настолько выгодное для русских, что Британия настояла на его пересмотре, которое и состоялось несколько месяцев спустя в Берлине. И все же для мусульман, даже совсем не фанатично настроенных, все это выглядело так, словно Запад окончательно отвернулся от ислама. Султана на Берлинский конгресс не пригласили — разговор шел между Бисмарком, Дизраэли и Горчаковым. Согласно новому договору, часть Болгарии, Румыния, Сербия и Черногория обрели независимость, а Россия получила земли в Восточной Анатолии (Ардаган, Каре и Батум) и огромную контрибуцию — современный аналог военной добычи. Османская империя в одночасье лишилась почти половины своей территории и пятой части населения.

Абдул-Хамид уцелел в этих непростых обстоятельствах: он вообще был специалистом по выживанию. Своих политических оппонентов он покупал, отправлял в изгнание или сажал в тюрьму, а дело модернизации страны взял в собственные руки. Он признавал пользу наук и образования — до тех пор, пока они не становились опасны для его власти, и, скажем, на полную катушку использовал новоизобретенный телеграф. Элиот писал: «Теперь больше нет необходимости отдавать провинцию на волю губернатора и надеяться, что он вернется в столицу на казнь, ежели это понадобится. С помощью телеграфа можно посылать ему приказы, выяснять, чем он занимается, отчитывать его, отзывать, поощрять его подчиненных к доносам — словом, лишить его реальной власти». Неудивительно, что многие имамы относились к телеграфу с глубоким подозрением и яростно протестовали, когда провода с «голосом шайтана» пытались провести рядом с их мечетями. Увы, именно по телеграфу в 1906 году революционеры прислали султану ультиматум; да и сами телеграфисты, вооруженные не только азбукой Морзе и великолепным французским, но и удивительной осведомленностью о внутренних делах империи, были настроены ну никак не верноподданнически.