— Куа-Утемок…
Казначей забеспокоился.
— Это — их император? Тот самый, у которого золото?
— Да, — хрипло выдохнул Кортес и двинулся навстречу.
— Это я, Гарсия Ольгин, его… — продолжил, было, штурман… и осекся.
Вокруг уже стремительно собиралась вся элита Новой Кастилии: падре Хуан Диас, ватиканский гость, брат Педро Мелгарехо, Королевский казначей и Королевский нотариус…
— Куа-Утемок…
Он стоял перед Кортесом так, словно не был должен ровным счетом ничего. Немыслимо молодой, тощий и почти отрешенный. И глаз не опускал.
Элита загомонила.
— Надо бы допросить его… насчет золота…
— Кортес, потребуй у него…
Штурман забеспокоился еще сильнее.
— Это я его выловил… на пироге… — и уже в совершенном отчаянии: — я и бабу его привел!
Матросы вытащили в круг юную девочку лет шестнадцати, и элита охнула. Она была немыслимо хороша…
— Я их… обоих… — уже совсем тоскливо пробормотал штурман.
Кортеса тронули за плечо, и он обернулся. Это была Марина.
— Это последняя дочь Мотекусомы, — тихо произнесла переводчица.
Так оно и было. Все дочери Мотекусомы, кроме Пушинки, выложили своими телами дорогу через пролом в дамбе — для Альварадо.
— Возьми ее, и ты снова станешь Верховным вождем, — посоветовала знающая толк в таких делах Марина.
И это тоже было правдой. После ритуального изгнания Марины-Малиналли из рода испуганно прижавшаяся к мужу Пушинка — одна-единственная — имела право на титул Сиу-Коатль. И только ее мужа индейцы могли бы признать своим повелителем.
Кортес бросил затуманившийся взгляд на девчонку, затем на догорающий на горизонте город, и снова — на нее, и снова — на город. Тоненькая, с огромными испуганными глазами, она была почти так же хороша, как некогда стоявший посреди синего озера то ли серебряный, то ли хрустальный Мешико. И она тоже не желала принадлежать ему.
Он застонал, стиснул челюсти, рванул ее за руку в круг и швырнул животом на продавленный индейский барабан. Расстегнул ремень, сбросил амуницию, развязал тесемку на штанах и, придавив Пушинку к барабану, яростно навалился сверху.
Куа-Утемок рванулся вперед, но его тут же бросили на колени и, под командой пажа Ортегильи, удерживая со всех сторон, поставили напротив, — чтобы видел.
И тогда он закатил глаза вверх и закричал.
— Отец всего сущего! Убей меня! Прямо сейчас!
В грозовом темно-синем небе заворчал гром.
— Что он говорит? — заволновался ватиканец.
Падре Диас сосредоточился.
— Он просит у Бога смерти, — как мог, перевел он.
Кортес побагровел и задвигался чаще, а Ортегилья, чутко отслеживая ситуацию, грамотно не позволял мятежному Тлатоани уклониться.
— Спаси меня от муки быть живым! — прорыдал Куа-Утемок.
— Что он говорит? — шмыгнул носом ватиканец.
Падре Диас взволнованно кашлянул.
— Он просит Бога спасти его.
С темно-синего неба начали падать крупные редкие капли, и Кортес коротко крякнул, расслабленно выдохнул и начал медленно вставать на ноги.
— Берналь! — неторопливо завязывая тесьму и поглядывая на догорающий посреди озера город-мечту, подозвал он.
— Да, генерал-капитан.
— Отдай эту шлюху солдатам. Пусть потешатся. Если выживет, клеймо — и в стадо.
И тогда Куа-Утемок выдохнул последнее:
— Или отними у меня душу. Сделай меня таким же «теулес» [29] Теулес (науа teules) — мертвец.
, таким же мертвым, как они.
Падре Диас вздрогнул.
— Что он говорит? — забеспокоился ватиканец. — Ну, же! Что он сказал?!
Падре Диас судорожно дернул кадыком.
— Он просит сделать его таким же теотлем [30] Теотль (науа teutl) — бог.
, таким же божественным, как мы.
Ватиканец улыбнулся, подошел к Куа-Утемоку и присел на корточки — точно напротив.
— За этим мы и пришли сюда, сынок.
Необязательное послесловие
Куа-Утемок будет подвергнут пыткам, затем крещен и несколько лет проведет в заложниках, а потом, будучи сильно не в духе, Кортес отрубит ему руки и повесит.
Пушинку по зрелому размышлению Кортес отнимет у солдат и переведет к остальным своим индейским «женам».
Марину-Малиналли — за полной непригодностью в качестве «первой леди» — выдадут замуж за некоего Хуана Харамильо.
* * *
Эрнан Кортес еще послужит Церкви и Короне и, судя по трудам Торбио де Бенавенте, даже поможет Ватикану готовить индейцев для десанта в Европу. Так что, если бы не оспа, мигом выкосившая 95 % населения Центральной Америки, мировая история сложилась бы иначе.
Читать дальше