Андрей Степаненко - Великий мертвый

Последние уходящие на штурм затянутого дымом города тлашкальцы шли с боевым кастильским кличем.

— Сантьяго Матаиндес! — в предчувствии обильной добычи счастливо орали они. — Святой Апостол Иаков! Бей индейцев!

— Ну, как, вы подготовили то, что обещали? — повернулся озирающий шествие с пирамиды ватиканец к падре Хуану Диасу.

Падре виновато опустил голову. Если бы порыться во дворцовой библиотеке Мотекусомы, то может быть…

— Я постараюсь, — торопливо пообещал он.

— Я не могу ждать, — сердито проронил ватиканец. — И тем более, не могу верить словам. Да, и Ватикан ждать не может.

Падре отчаянно скосил глаза в сторону. Город еще дымился, но если верить гонцам от Альварадо, они уже взяли шесть из восьми районов города, и, кажется, дворец тоже…

— Идите, и не возвращайтесь, пока все не сделаете, — приказал ватиканец и не выдержал: — Бездельник! Давно вами инквизиция не занималась…

Падре вздрогнул, развернулся и на подгибающихся ногах побрел вниз по ступенькам. С трудом дошел до самого низа и, некоторое время размышлял и, старательно пытаясь убедить себя, что это безопасно, пристроился в хвост тлашкальской колонны — к четырем сопровождающим кастильцам.

— Педро, говорят, уже полторы тысячи рабынь заклеймил… — горячо делился кто-то.

— Не ври! Педро и драной козы не поймает! — захохотали солдаты.

— Вот вам крест! — выдохнул рассказчик. — Только вчера одиннадцать колонн за ворота выгнали, и в каждой тысячи по три-четыре! Вот и считай, сколь на брата выйдет!

Падре тронули за рукав.

— А вы, святой отец, тоже за добычей?

— Что? — повернулся падре Хуан Диас. — Нет, разумеется.

— А напрасно… — закачали головами солдаты, — наши говорят, сейчас там — самый фарт. Никогда такого не было!

Они шли и шли, слушая, как залпами из всех орудий расстреливают свайный городок бригантины, как гремят в городе барабаны-атабали. А потом были столь хорошо знакомые ворота, через которые их год назад с такими почестями провели мешиканцы, некогда цветущая, тенистая улица…

Понятно, что война есть война, и теперь все выглядело несколько иначе… падре пригляделся и прикусил губу: кора на совершенно голых деревьях была обглодана до корней… и еще и эта вонь…

— А черт! — рявкнул идущий впереди солдат и рухнул спиной на мостовую.

— Поднимайтесь, — помог ему падре Диас и тут же брезгливо отдернулся.

То, на чем поскользнулся солдат, оказалось кишкой.

Падре немедленно уставился в мостовую, чтобы не вляпаться самому, и понял, что это уже невозможно. Как только начался город, под ногами сразу же стали попадаться трупы — больше и больше, и сначала их обходили, затем перешагивали, а потом уже пришлось наступать.

Падре стиснул зубы, стараясь не обращать внимания на что наступает, а затем тлашкальцы повернули туда, где, судя по грохоту барабанов, шли бои, и зажимающий нос рукавом рясы святой отец остался совсем один.

Глядя под ноги и боясь нечаянно наступить на что-нибудь, он развернулся к ведущей на дворцовую площадь улицу и замер: улица — вся! — была вымощена трупами, словно толстым ковром. Они лежали навалом, лицом вверх или вниз, и отовсюду торчали руки и ноги, обильно залепленные черной тухлой кровью. Над ними летали мухи, но трупов было больше, чем мух.

Падре стошнило, и только щипцами вколоченный восемнадцать лет назад ужас перед братьями-инквизиторами заставил его сделать то, что должно. Падре болезненно застонал и, через силу наступая на колыхающиеся раздутые животы, тронулся вперед.

— Тут же близко… — бормотал он сквозь рукав, — шагов двести…

И лишь когда он ввалился сквозь сломанные дворцовые ворота во двор старых апартаментов, его немного отпустило. Пустующий дворец отдали почти без боя, и внутри старых апартаментов лежало от силы несколько сотен тел. Все так же, зажимая нос, падре стремительно прошел к поставленной для прикрытия тайника часовне, нырнул в соединяющее оба дворца квадратное отверстие и двинулся темным коридором. Прошел наизусть выученным путем, как вдруг сверху ударил свет! Падре задрал голову вверх и ахнул: крыши над библиотекой не было — даже балок.

— Сеньора Наша Мария, — болезненно крякнул он. — Как же так можно? Книги же…

Книги и впрямь уже начали портиться. Ветер вовсю шелестел сложенными гармошкой листами — и там и сям. Краски поплыли, а сами фолианты разбухли и отсырели. Но времени на сожаления у него не было. Запертый в Риме, как в осажденной крепости, окруженный врагами со всех сторон, Папа Вселенской Церкви ждал от падре Хуана Диаса результата и только результата.